В итоге долгих размышлений Тархов решил по приезде открыть торговлю и ждать. Коль скоро Терентий ехал под видом купца и вез товары, Павлину надлежит занять его место. Каждому покупателю он будет ненароком показывать кое-какие вещички Микулина и осторожно заводить разговоры, а если из этого ничего не получится, придется выждать неделю и, сбыв с рук все побрякушки, как про себя презрительно называл бусы, серьги и колечки, отправляться обратно: налегке проще и быстрее добираться домой.
Когда до Варшавы остался один дневной переход, Павлин заехал на постоялый двор. От разбойничков здесь далеко, авось не найдут и не достанут, а появляться в городе в грязном кафтане, провонявшем дымом, означало навлечь на себя подозрения. Купец должен иметь приличный вид и уметь обходиться с покупателями, особенно с капризными паненками, охочими до украшений: только появись перед ними немытым и нечесаным, тут же начнут морщить носики и отворачиваться. Какая тогда торговля?
Хозяйкой постоялого двора была разбитная пани Анеля — полная, круглолицая, уже не первой молодости, — она умело управляла своим беспокойным домом, поспевая появиться на кухне, прикрикнуть на нерадивых слуг, навестить конюшни и склады. Стрелец наелся от пуза, похвалил стряпуху, сходил к цирюльнику, а потом вымылся в бане.
На следующее утро Тархов въехал в Варшаву. Торговля для него была делом хорошо знакомым: тут он обмишуриться не боялся. Уже после обеда Павлин получил место на торге и разложил «побрякушки». Наверно, собирая в дорогу Терентия, дьяк взял товары у восточных купцов, и теперь диковинные ожерелья, чеканные браслеты с бирюзой и тонкие головные обручи, украшенные мелкими кораллами, быстро привлекли первых покупательниц. Павлин цену не ломил, но и себе в убыток не отдавал — помнил, что торгует казенным добром, за которое придется отчитаться. Бойкая торговля шла до вечера, но ни один мужчина не подошел к его прилавку, а Тархов ждал именно мужчину. Он был твердо уверен, что тайный человек Никиты Авдеевича ходит в штанах и сапогах со шпорами, а не в юбке и чепце с лентами.
Следующий день тоже не принес успеха. Нет, успехи, конечно, были, но только в торговле: он выгодно сбывал «побрякушки» и улыбался покупательницам, однако долгожданный человек опять не появился. Так, заглянул какой-то шляхтич с огромными рыжими усами, выбрал недорогое колечко, пренебрежительно отмахнулся от предложения показать вельможному пану другой товар, расплатился и ушел. Заходил молодой парень, по виду сын зажиточного крестьянина. Купил серьги. Другие товары Павлин даже не стал ему предлагать.
Вечером, оставшись один в комнате, которую снял у набожной старушки в тихом предместье, Тархов разложил перед собой имущество покойного Терентия и вновь рассмотрел каждую вещь. Сабля? Нет, не то. Пистолеты? Вряд ли они скрывают в себе какую тайну. Одежда? Вполне возможно, в ней что-то и зашито, но не станешь же распарывать все швы? Он поочередно разглядывал пороховницу, огниво, небольшой кинжал в ножнах из толстой бычьей кожи, костяной гребень, кошелек из сафьяна. Все не то, не то, не то…
А вот и зеркальце иноземной работы, скорее всего немецкой. Красивая вещица! Микулин был мужчина видный, осанистый, однако Павлин никогда его не видал с зеркальцем в руках. Хотя часто ли они виделись? Тархов повертел в толстых пальцах зеркальце, тяжко вздохнул и отложил в сторону: не исключено, что как раз в нем и хранится тайна, за которую Терентий заплатил жизнью, но колупать редкую вещичку стрелец не стал.
Третий день принес одни разочарования: и торговля не ладилась, и нужного человека опять не дождался. Прибегали молодые девки, шумели, все перемерили, но ничего не купили. Следом заявился пожилой пан, долго выспрашивал что почем, гладил сморщенной ладошкой вислые седые усы, сокрушенно вздыхал и тоже ничего не купил. Ближе к вечеру зашел статный моложавый господин в ладном кунтуше и с красивой саблей на боку. Сердце Павлина дрогнуло, но и здесь оказалось пусто: щеголь поинтересовался бусами, серьгами, кольцами, браслетами и приобрел мелкую безделушку для дамы сердца. На всякий случай Тархов показал ему саблю гонца, пистолеты и заветное зеркальце. Покупатель похвалил клинок, пощелкал курками пистолетов, спросил, сколько купец хочет за зеркало, но продать его Павлин не решился и ответил, что хранит эту вещь как память о покойном друге. Вот и все события.
Шагая к домику старушки, в котором он квартировал, стрелец мысленно подвел неутешительные итоги: из тех дней, которые он сам себе отвел на пребывание в Варшаве, миновало три. Осталось еще четыре. Пока все шло к тому, что придется возвращаться несолоно хлебавши.
Утром он вновь открыл торговлю и, пряча уныние, любезно улыбался паненкам, заглянувшим к нему после службы в костеле. Они долго выбирали «побрякушки», купили колечки и уже собирались уходить, как вдруг появились два шляхтича. Первый — молодой, румяный, с пышными пшеничными усами — тут же начал заигрывать с девицами. Второй — старше годами, с зеленоватыми насмешливыми глазами — заметил приятелю:
— Дорогой пан Войтик, прекрасные дамы любят не только ласковые слова, но и подарки, — и обратился к Павлину: — Нет ли у вас, уважаемый пан купец, чего-нибудь для подарка прелестной пани?
Стрелец достал из сундучка и выложил на прилавок оставшиеся украшения восточной работы.
— Я думаю, пан Казимир — сказал молодой шляхтич, — что ушки девушек лучше всего украсят серьги.
— Согласен, — засмеялся зеленоглазый и купил две пары дешевых сережек. Войтик пожелал самолично вдеть их в розовые ушки паненок, а пан Казимир небрежно поинтересовался:
— Что еще может предложить пан купец?
Павлин разложил товар, нахваливая работу мастеров, показывал игру камней, однако покупатель остался равнодушным. Не заинтересовали его ни сабля, ни пистолеты Терентия. Скользнув меланхоличным взглядом по зеркальцу, которое словно ненароком вытащил стрелец, пан Казимир кивнул на прощание и ушёл вместе с румяным Войтиком.
Тархов едва удержался, чтобы не плюнуть с досады: четвертый день он торчит на торге, а все напрасно! Но тут пришла новая покупательница, и ему пришлось на время забыть о мрачных мыслях. Как только она ушла, и мнимый купец остался наедине с товаром, уныние вновь вернулось, будто караулило за дверью, терпеливо дожидаясь своего часа…
Вечером, закрыв лавку, Павлин поплелся в предместье. Под мышкой он нес небольшой сундучок с самым дорогим товаром, который не решался оставить без присмотра. Зеркальце спрятал за пазухой, а за голенище сапога сунул кинжал: кто его знает, что может приключиться, — любителей поживиться за чужой счет везде хватает.
Путь его пролегал по тихим, малолюдным улочкам, поэтому Тархов сразу обратил внимание на поджарого, одетого в простое платье пана, державшего большую корзину, прикрытую белым полотном. Тот вышел из ворот невзрачного домика и направился навстречу стрельцу. Что-то в походке и фигуре этого человека показалось Павлину странно знакомым. Еще несколько шагов — и он ясно различил узкое загорелое лицо с длинными черными усами. Где он его видел, где?!
И тут как ударило: однажды ночью он провожал этого человека из дома Бухвостова до заставы! На прощанье Никита Авдеевич тихо сказал ему: «Смотри, Фрол, только из рук в руки!»
Стрелец загородил незнакомцу дорогу и вежливо сказал на польском:
— Добрый вечер пану! Сдается, мы знакомы?
— Добрый вечер, — поклонился ему черноусый. Ни один мускул не дрогнул на его лице, глаза смотрели спокойно и ласково. — Шановный пан ошибся, мы не знакомы.
— Фрол, — шепнул Павлин.
— Цо? — Легкая улыбка скользнула по губам черноусого. — Пусть шановный пан извинит, я очень тороплюсь. — Он ловко обошел огромного Тархова и направился своей дорогой.
Немного выждав, стрелец пошел за ним. Он был уверен, что не ошибся, может, Фрол тоже узнал его, но остерегся разговаривать на улице? Сейчас у Павлина вновь воскресла надежда разыскать того, кому предназначена тайная грамотка. Упустить черноусого было никак нельзя: наверно, не стоило его останавливать, но уж больно неожиданно он встретился.
Тем временем черноусый свернул в узкий переулочек, потом в другой, пролез в щель между прутьями ограды старого кладбища, запетлял среди могил и скрылся за углом костела — древнего, сложенного из фигурного темно-красного кирпича. Храм был уже закрыт, кладбище пустынно. Быстро темнело. Павлин прибавил шагу, боясь потерять в сгущающихся сумерках торопливо уходившего Фрола. С трудом протиснувшись в щель между прутьями ограды, стрелец почти бегом кинулся по тропинке к костелу, спотыкаясь о куски расколотых надгробий. Свернул за угол и…
