— Хе-е!
Спас его сундучок с товаром. В самый последний момент он решил переложить его с правой руки на левую и держал перед животом. Еще доля секунды — и лежать бы Павлину на земле, заливаясь горячей кровью, и затуманенным болью взором видеть, как сизой массой выползают кишки из его распоротого брюха.
Острый, длинный нож Фрола угодил прямо в сундучок. Клинок хрустнул и сломался от сильного, точного удара. Противник хотел отпрыгнуть, но Павлин успел поймать его за руку и вывернуть ее. Бросив сундучок, он сграбастал черноусого, оторвал от земли и прижал спиной к своей груди.
Фрол забился в его ручищах, как раненая птица, пытаясь ударить затылком в лицо, лягнуть по ногам каблуками. В поджаром, мускулистом теле оказалась недюжинная мощь, и стрельцу стоило немалого труда заставить его притихнуть. Зажав так, что чуть не хрустнули кости, он загудел ему в ухо по-русски:
— Свой я! Свой! Вспомни, года два назад, ночью, тебя провожали в Москве до заставы. Я тот стрелец, который ехал с тобой! Ну? Никита Авдеевич на прощанье сказал: «Смотри, Фрол, только из рук в руки!»
— Чего тебе надо? — Фрол говорил на польском. — Кто ты такой? Я бедный человек, у меня нечего взять.
Для Тархова лучшим доказательством того, что он не ошибся, служила попытка Фрола убить преследователя. Наверное, он специально заманивал его сюда, чтобы потом спрятать тело в одной из могил. Кто додумается искать мертвого на кладбище? Это все одно что искать лист в лесу. И Павлин решился:
— Грамотку я привез, а кому отдать, не знаю. Гонца убили в корчме за Смоленском. Помоги, Фрол! Только гонец знал, как найти нужного человека, а я тут словно слепец.
— Какая грамотка? Какой гонец? — Фрол снова рванулся, и стрелец выпустил его. Морщась от боли в помятых ребрах, черноусый поднял свою корзину. Исподлобья поглядел на стрельца:
— Я не понимаю, о чем пан толкует.
— Твое право не верить, — вздохнул Павлин. — Скажи кому надо, что меня можно найти в лавке на торгу или в доме Комаровской, что недалеко от моста в предместье. Мое окно крайнее слева.
— Пан, наверно, сумасшедший, — перекрестившись на католический манер, пробормотал Фрол и начал пятиться, намереваясь юркнуть в кусты.
— Под тобой в ту ночь была чалая кобыла, — вспомнил Тархов, — а седло черкесское. На мне лазоревый стрелецкий кафтан, а конь вороной. У заставы я тебя хлопнул по плечу, а ты засмеялся: «Небось, подковы ломаешь?»
Ничего не ответив, черноусый метнулся в заросли и исчез. Послышался хруст сломанных веток, и все затихло. Стрелец еще раз вздохнул, подобрал обломки ножа, спрятал их в сундучок, взял его под мышку и поплелся в домик старухи вдовы, твердо решив дорогой, что пора убираться из Варшавы: шут с ним, с товаром, дело важнее, а рисковать больше нет смысла…
Поужинав, Павлин проведал коней, стоявших в старой конюшне на задах дома Комаровской, — именно из-за этого он здесь и остановился, чтобы кони были рядом, — поужинал, вычистил и проверил оружие, зарядил пистолеты и начал собирать вещи. Утром он сходит в лавку, возьмет оставшийся там товар, увяжет его в тюк и подастся на Смоленск. Надо честно признать, что задуманное им не сладилось, и лучше повиниться перед Никитой Авдеевичем за самонадеянность и отдать ему вещи погибшего Микулина. Пусть Бухвостов, не мешкая, шлет другого гонца. Если разрешит, Тархов поскачет вместе с ним.
В мыслях он постоянно возвращался к встрече с Фролом: нет слов, тот очень осторожен и, даже если узнал Павлина, не выдал себя ни вздохом, ни взглядом. Ошибки нет — это точно Фрол, но раз не признался, стало быть, на то свои причины: он тут тоже не кисель хлебает.
Услышав осторожный стук в окно, стрелец задул свечу и сдвинул прикрывавшую окно тряпку. Приник глазом к щели в ставнях, но за слюдяным окошком ничего не разобрать — на улице кромешная темень. Он приоткрыл раму и глухо спросил:
— Кто тут? — Не подумав, спросил по-русски, мысленно обругал себя за это, но из темноты шепотом ответили на родном языке:
— Выдь сюда, поговорить надо.
Тархов онемел от изумления: Фрол! Торопливо закрыл раму, сунул за пояс заряженные пистолеты, взял саблю Терентия и потихоньку выбрался в сени. Немножко постоял, давая глазам привыкнуть к темноте, потом открыл дверь. У крыльца мелькнула темная тень.
— Иди за мной!
— Говори здесь! — велел Павлин.
— Там тебя человек ждет. — И, не дожидаясь ответа, Фрол направился к воротам.
Мгновение поколебавшись — уж больно все неожиданно, — стрелец последовал за ночным гостем, решив, что не след отказываться от разговора, на котором он сам настаивал перед заходом солнца. Но и поберечься не мешало, поэтому он отстал от провожатого на пяток шагов и постоянно оглядывался, опасаясь внезапного нападения: Исай тоже вроде был свой, а поди же ты! Людишки, они со временем меняются.
Фрол двигался уверенно, будто шел не в темноте, а ясным днем. Наверное, он хорошо знал предместье, поскольку вскоре вывел к зарослям у моста. Чиркнул кресалом, зажег потайной фонарь и направил его свет на лицо стрельца. Тот загородился рукой.
— Повернись туда. — Фрол показал на кусты. — Лицо открой!
Павлин послушался: наверное, в зарослях прятался тот, кто хотел убедиться, что перед ним действительно посланец Бухвостова.
— Гаси, — донесся из кустов незнакомый голос.
Фрол задул огонек в фонаре, и опять стало темно. Зашелестела листва, обозначились неясные очертания мужской фигуры, и тот же голос спросил:
— Где погиб гонец?
— Какой гонец? — пробасил Тархов. Он на всякий случай решил использовать уловки Фрола. — Ты о чем?
— О том, что Никита Авдеевич велел тебе его беречь, а ты не углядел. — Мужчина говорил по-русски свободно, но с каким-то легким акцентом. И это насторожило Павлина.
— Кончай ерунду молоть, — сплюнул он себе под ноги. — Чего надо?
Фрол стоял рядом, но не вмешивался в разговор, только тихо сопел и переминался с ноги на ногу.
— Ты узнал Фрола? — спросил незнакомец. — Вещи гонца у тебя? Среди них есть зеркальце работы любекского мастера Иоганна Бремера. Отдай зеркальце Фролу и жди его утром в лавке. Он скажет, что тебе делать дальше.
Павлин призадумался: откуда неизвестный мужчина знает, что у Терентия было зеркало, сделанное Иоганном Бремером? Хотя зеркальце видели в лавке многие, в руки Тархов его никому не давал. Рискнуть, отдать Фролу? А как потом отчитываться перед Бухвостовым?
— Когда вернешься, скажешь: Любомиру зеркало передал, — словно подслушав его мысли, сказал незнакомец. — Где гонца убили?
— За Смоленском, — нехотя выдавил из себя стрелец.
— У Исая?
— Да.
— Ладно, все. Зеркало отдашь Фролу. Если не веришь, возвращайся и все расскажи Никите Авдеевичу. Прощай, Фрола не ищи, не то беда будет. Он сам придет. — Снова прошелестела листва, и незнакомец исчез.
— Ну? — выдохнул Фрол.
— А шут его знает, — честно ответил Павлин. — Это кто?
— Сам Любомир, — уважительно сказал казак. — Ты прости, что вечером эта… Я тебя потом припомнил. Там еще парнишка горбатенький вертелся в немецком платье, Антипка, кажись? А насчет зеркальца не сомневайся, все правильно. Любомир должен был его у гонца в лавке получить, а ты слов нужных не знаешь.
— Хорошо, пошли, — решился Тархов. — Отдам! Но гляди, ежели…
— Не сомневайся, — повторил Фрол. — Теперь все правильно.
