Подследственный желчно усмехнулся – он явно старше монаха, привычно именовавшего его сыном. Но тут же спрятал усмешку:
– Есть ли у вас такие слова, святой отец, особенно для человека, придерживающегося иной веры?
– Все на земле принадлежит единому Богу, и суть не в том, какие обряды совершает человек при жизни, – присаживаясь, спокойно ответил монах. – Мне известно, что ты принял арабское имя и магометанство, но разве не сказал ваш пророк, что и христиане попадут в рай, если их тела омоют после смерти и похоронят согласно обряду? Мой Бог милосерден еще более Магомета.
– Хорошо, – поглаживая рукой подбородок, одобрил Менза. Святой отец ему понравился: ловок в словах, не глуп, многое понимает с полунамека. – Что ты можешь сказать мне?
– Сильные люди не нуждаются в словах утешения, – тонко улыбнулся католик. – Скорее, они ждут услуг. Зато святая римская церковь нуждается в средствах.
– Понимаю, понимаю, – полуприкрыв глаза, покивал подследственный, радуясь тому, что не ошибся в монахе. – Можешь не беспокоиться, все, что нужно...
– Сто туда и сто обратно, – мягко сказал монах.
Менза открыл рот от удивления – ну и ставки у святого отца! Но выбирать не приходится: этот канал связи вряд ли высчитают те, кто начал свое расследование его деятельности, проводимое вне зависимости от юстиции.
– Хорошо, – чуть поморщившись, согласился он. – Все будет именно так. Скажешь тому, к кому придешь, что я велел дать. Теперь говори.
– Меня заранее просили встретиться с твоим человеком, – понизил голос монах, оглянувшись на решетчатую дверь камеры, – я видел его.
– Такой мясистый, со шрамом на щеке? – прищурился Менза.
Монах прикрыл глаза и сложил руки на животе, показывая, что он не намерен зря терять время, выслушивая разные глупости, пусть даже за деньги.
– Нет, – покрутил он головой, – я видел именно того, кого ты хотел. Не стоит меня проверять примитивными способами. Я зря денег не беру, запомни. Твой человек, которого я видел, кудрявый, с бычьей шеей, любит грызть ногти и ездит на светлой машине. Ты доволен?
Менза кивнул – сомнений нет, католик видел именно Бэрха.
– Что он передал мне?
– Твои друзья хлопочут об освобождении под залог. Им не терпится расспросить о деньгах, но твой человек уже сплел веревку.
– Он так и сказал? – насторожился Менза. – Сплел веревку?
– Да, – удивленно поднял брови монах, не понимая, что так взволновало китайца. Наверное, это условная фраза на жаргоне ночных кварталов? – Сегодня я снова увижусь с ним. Что ты еще хочешь передать ему, кроме указания заплатить мне?
– Скажи, что веревка должна быть длинной и прочной. Я хочу оказаться на воле раньше, чем этого добьются мои друзья. Пусть думает об этом день и ночь. И еще скажи, что расспрашивать будут не только меня.
– Ладно, – вздохнув, монах встал и, чуть наклонившись к подследственному, шепнул, – я все передам, но вы что-то затеваете, а мой сан не позволяет участвовать в этом. Не волнуйся, я буду нем, но пусть твой человек теперь сам дает тебе обо всем знать, помимо меня. Прощай!
Шлепая по полу разношенными сандалиями, надетыми на босу ногу, он подошел к решетке и постучал, вызывая надзирателя. Менза подскочил к монаху, схватил его за руку и повернул лицом к себе:
– Передай, пусть приготовит склады и за это получишь еще сто долларов.
– Я передам, – мягко высвободился католик, видя, что к решетчатой двери камеры приближается тюремщик.
После ухода монаха Менза сел к столу и, закурив, уставился невидящими глазами в пространство – в том, что отцам мафии удастся добиться его освобождения под залог, нет сомнений. Начинается бег наперегонки со смертью. Кто успеет раньше – он с Бэрхом или отцы темного бизнеса? Как только Менза, освобожденный под залог, окажется за порогом тюрьмы, каждый его шаг будет точно известен отцам и, в первый же вечер свободы или, самое позднее, на следующий день, его наверняка «пригласят» на «товарищеский ужин», где начнут «расспрашивать». Сбежать не удастся – просто не дадут, – а после расспросов конец один. Значит, он приговорен? Приговорен теми, кому помогал «отстирывать» деньги? Что же делать?
Пожилой уголовник, до самых глаз заросший седой щетиной, принес обед и, простужено сипя, сказал:
– Вас, говорят, скоро выпустят под залог? Не сегодня, так завтра?
И пошел прочь. Менза затравленно поглядел ему вслед и почти не притронулся к пище.
Вскоре за ним пришли, чтобы вывести на прогулку. Выйдя во двор, он сначала прикрыл глаза от яркого света, а когда открыл их, первое, что увидел, была наглая ухмылка Баглана – бывшего главаря шайки вымогателей, стоявшего неподалеку от тюремной стены, огораживающей глухой двор-колодец...
Любезно распрощавшись с выпустившим его на улицу офицером тюремной охраны, монах не спеша направился вдоль стены, шепча себе под нос молитвы. Дойдя до угла, он повернул и подошел к светлой «тойоте», за рулем которой сидел человек в костюме под цвет машины.
По-хозяйски открыв дверцу, монах расположился на заднем сиденье, и «тойота» сорвалась с места.
– Они действительно готовы, – закуривая, сообщил монах.
– Когда его будут переводить, сообщат адвокату, – откликнулся сидевший за рулем.
– Он просил приготовить склады, – стряхивая пепел, добавил монах.
– Спасибо, капитан, – поймав в зеркальце отражение лица лжемонаха, водитель подмигнул ему. – Куда вас подбросить?
– К заведению Мензы «Горбатый бык». Лучше всего, если высадите там, где начинаются ночные кварталы. Надо же передать распоряжения хозяина Бэрху? – усмехнулся «святой отец»...
Секретарь министерства внутренних дел – еще довольно молодой человек в подчеркнуто модном и дорогом штатском костюме – встретил сотрудника контрразведки, разъезжавшего на «тойоте», предельно любезно. Расточая сладкие улыбки и поминутно кивая в знак согласия с каждым замечанием гостя, он усадил его в кресло около небольшого столика и устроился напротив, положив перед собой папки с материалами дел.
Относительно любезностей секретаря контрразведчик не обольщался. Свою карьеру сидевший напротив него полицейский начал в одном из портовых городов, работая в бригаде криминальной полиции по борьбе с подпольным игорным бизнесом. Довольно скоро на него обратили внимание работники специальных служб – молодой криминальный полицейский несомненно обладал рядом достоинств: был скрытен, нечист на руку, не брезговал подношениями, легко завязывал контакты, отличался умом и изворотливостью, в меру проявлял смелость и не останавливался перед тем, чтобы начисто «выпотрошить» нужного ему человека любыми методами, заставив того, смотря по обстоятельствам, либо говорить, либо молчать.
И еще он был весьма жесток. Люди из спецслужб вошли с ним в контакт и помогли продвинуться по ступеням лестницы, ведущей наверх, в кабинеты министерства. Выбор оказался удачным – молодой полицейский не забыл оказанной ему услуги и старался выполнять поручения чисто и без лишних вопросов, всегда находя самые оптимальные варианты решения поставленной перед ним задачи и стремясь остаться в стороне от происходящего. Это было как раз то, что сейчас нужно.
– Как успехи? – расстегивая пиджак, спросил контрразведчик.
– Неплохо, – секретарь одарил гостя очередной улыбкой. – По роду службы мне приходится самому вести некоторые дела и поэтому удалось подобрать для вас нужные кандидатуры.
– Люди подходящие? – Гость налил из сифона стакан воды и жадно выпил: на улице жара, день и ночь приходится мотаться, поневоле запаришься.
– Несомненно.
– Важно, чтобы не произошло срыва и ситуация развивалась, как запланировано. Боюсь, могут возникнуть досадные неожиданности.
– Неожиданности могут возникнуть всегда и везде, – ответил секретарь. – Особенно, если акция плохо подготовлена. Но в данном случае, несмотря на недостаток времени, связанный с вашей просьбой о
