Марта ждала там, где ее оставил Владимир. Мельком глянув на женщину, Марко начал ощупывать коня, восхищенно цокая языком и не скрывая радостного возбуждения. Он сам повел гнедого в поводу, а Кривцов облегченно подумал, что его верный четвероногий товарищ попадет в надежные, заботливые руки.
– У меня четыре сына, – рассказывал дорогой Марко, – и уже есть один внук. Ты его видел. Коня я отдам старшему сыну, а винтовку оставлю себе. Если ты дашь мне еще немного денег, я куплю в Титовце подарки жене и невестке.
– Рассчитаемся в городе, – пообещал Кривцов. – Мое слово твердо.
– Мое тоже, – ласково поглаживая гнедого, заверил Марко. – Поутру поедем…
Дом действительно оказался полов многочисленной родни Марко и Владимир был несказанно благодарен хозяину, оградившему их от излишнего любопытства и досужих расспросов. Вымывшись и поужинав, легли спать в отведенной для них комнате, а на рассвете Марко поднял их, угостил свежим молоком и предложил отправляться в путь.
Завалившись на устилавшее дно телеги сено, Кривцов блаженно закрыл глаза, проваливаясь в сон – ночью он только немного подремал, оберегая покой Марты и опасаясь неприятных неожиданностей. Хотя Марко уверил его, что бояться нечего, но кто знает, какие люди живут в этом горном гнезде?
Телега подпрыгивала на камнях, плыли над головой облака, возница затянул заунывную песню и Кривцов почувствовал, как Марта заботливо укрыла его войлочной накидкой…
* * *
Титовец был заштатным провинциальным городишком, с грязными кривыми улочками, где мирно соседствовали тонкие минареты мечетей, оставшихся со времен недавнего турецкого владычества, и церкви. Заплатив Марко, пожелавшему им на прощание всего доброго, Кривцов повел Марту в магазин: надо было купить приличную одежду и привести себя в порядок, после трехдневного пути по горным дорогам в обществе весьма словоохотливого крестьянина, не перестававшего удивляться, что его спутникам удалось вырваться живыми из лап самого Орлича, наводившего ужас на поселения по правому берегу Тиссы.
Себе Владимир купил несколько рубашек, новые ботинки и костюм, в котором он выглядел, как провинциальный контрабандист или спекулянт с черного рынка, но более приличной одежды в местных магазинах просто не нашлось. С Мартой дело обстояло сложнее – она начала придирчиво выбирать наряды, примеряя их один за другим и отбрасывая на руки хозяина лавки готового платья, пытавшегося услужить капризной клиентке. Наконец удалось подобрать что-то более или менее отвечавшее ее вкусу, и Кривцов вздохнул с немалым облегчением, когда покинул изрядно надоевший ему магазин.
Потом пришлось приобрести всякие мелочи, необходимые в дороге, и только после этого они отправились обедать. Устроившись за столиком в маленьком уютном ресторанчике, Владимир с удовольствием закурил и сообщил Марте план дальнейших действий:
– Утром выедем в Борице. Оттуда всего несколько часов пути до Борло.
– А почему нам сразу не отправиться туда? Зачем ехать в Борице? Или у вас там дела?
– Дела? – усмехнулся фотограф. – Это маленький городишко, почти деревня, но он расположен на краю пограничной зоны, куда нельзя попасть без соответствующих документов. Пока вы занимались нарядами, я поговорил с хозяином магазина и выяснил, что проще всего получить пропуска в пограничную зону именно в Борице. А без пропусков не попасть в Борло.
– Думаете, нам дадут эти пропуска? Наверное, их выдает полиция или какой-нибудь чин из пограничной стражи? Вдруг он связан с контрразведкой?
– Все может быть, – пожал плечами Кривцов. – Но у нас нет иного выхода. Говорят, что полицейский вахмистр в Борице без зазрения совести берет взятки, пытаясь сколотить капитал, пока сюда не докатились военные действия. Болтают, будто бы у него даже есть определенная такса за услуги. Короче, надо ехать в Борло, а путь туда лежит через Борице и тамошнего вахмистра. Здесь нет ни железной дороги, ни судоходной реки, поэтому придется отправляться на почтовой карете.
– Вот как? – весело засмеялась Марта. – Они еще сохранились?
– Боюсь, что осталось только громкое название, а сама карета окажется похожей на повозку нашего Марко. Но выбирать не приходится…
Владимир был прав: почтовая карета действительно весьма напоминала деревенскую телегу с тентом, для защиты пассажиров от палящего солнца и дождя. В нее впрягли пару разномастных старых лошадей, а на козлы уселся мрачный подросток с длинным кнутом.
Попутчиков набралось немного – одетая во все черное старуха с большими тяжелыми корзинами, симпатичная молоденькая мещаночка с грудным ребенком, старик-серб и его дородная жена, похожая на цыганку. Все уселись на сколоченные из досок Сиденья, покрытые пестрым рядном, подросток взмахнул кнутом, безжалостно стегнув по костлявым спинам безответных кляч, и повозка тронулась.
Вопреки ожиданиям Кривцова, лошади бежали довольно ходко, а дорога, пролегавшая в живописной местности, содержалась в приличном состоянии. Тем не менее в Борице добрались уже в сумерках. Старик- серб, разговорившийся в пути с Мартой, посоветовал остановиться не на постоялом дворе почтовой станции, а пойти в маленький частный пансион Магдалины Караджич.
– Найти легко, – помогая слезть с повозки жене, объяснял он, – сейчас до церкви, а там в переулок. Увидите дом с большим балконом и двумя фонарями около крыльца. Это и есть гостиница Магды Караджич. Она хорошая хозяйка, останетесь довольны.
Поблагодарив старика, Владимир подхватил тощую поклажу и повел Ланкаш в гостиницу, стараясь подавить зуд нетерпения. Еще бы, они уже почти у цели, до Борло каких-нибудь два десятка верст, а там сходились сразу три границы – венгерская, сербская и румынская. Хорошо бы поскорее получить пропуска и попасть на явку, откуда их переправят к румынам. И только за пограничными столбами можно вздохнуть с облегчением. Как добраться обратно он найдет, не впервой. Опять же, возвращаться легче: гадание выполнено, он уже один и с другими документами…
Караджич была дебелой дамой средних лет с огромным бюстом. Ее полные, большие руки постоянно находились в движении: то поправляя накинутую на плечи тонкую шаль, то трогая украшавшие могучую шею хозяйки гостиницы коралловые мониста, то разглаживая кружевные салфеточки, лежавшие на этажерках, столиках и тумбочках с цветами.
– Располагайтесь, – низким голосом предложила Магда, распахивая перед гостями двери комнат. – Окна в сад, тишина, насекомых нет. Я сама слежу за этим. Главное не лениться и вовремя менять постельное белье, а комнаты хорошенько проветривать. Тогда не нужен персидский порошок. Конечно, следует звать и некоторые секреты, которые были известны еще нашим бабушкам. Ведь клопы появились на свет значительно раньше их, а каждое поколение хозяек вынуждено бороться с паразитами. Но вы;, можете не волноваться, здесь они вас не побеспокоят.
Кривцов прошел в комнату, поставил вещи на стул. Похоже, мадам Магдалина не даст скучать, с утра до вечера развлекая разговорами на разные темы. Но выбирать не приходилось, да и не долго придется терпеть ее болтовню – завтра он отправится к местному полицейскому вахмистру, даст ему положенную мзду, покажет паспорта, получит пропуска в приграничную зону, и навсегда прощайте, любезная Магда Караджич.
А комнатки действительно чистенькие, уютные, с веселенькими занавесочками на окнах. И постель удобная, широкая.
– Как насчет ужина? – обернулся к хозяйке фотограф. – Мы так проголодались в пути.
– Я сделаю вам яичницу, – одарив его улыбкой, пообещала Магдалина, – большую сковороду, с колбасой. Хотите мне помочь?
Она повернулась к Марте и Кривцов застыл, не зная, как та отреагирует на подобное предложение. И вообще, умеет ли Марта готовить, знает ли, как стоят у плиты? Но к его удивлению, Ланкаш согласилась:
– Конечно, только дайте, пожалуйста, фартук.
Вскоре Владимира пригласили на кухню, где раскрасневшиеся женщины священнодействовали у плиты. На столе появилась не только обещанная яичница, но и масло, каравай свежего белого хлеба, маринованные баклажаны с чесноком, холодная баранина и графин с вином.
– Война до нас еще не докатилась со всеми своими ужасами, – рассказывала Магда, радушно угощая постояльцев, – но рядом стоят австрияки, в бывших уланских казармах. Болтают, будто румыны тоже желают ввязаться в драку. Тогда жди убытков! Солдаты никогда не платят.