И этот камешек осторожно отодвинул в сторону палец Волкова.
Вот кремень крепыша сержанта Зверева, которому тоже больше никогда не выходить на борцовский ковер, не командовать своим отделением и не прийти после победы на танцплощадку в родном городке, звеня орденами и медалями, рядами висящими на побелевшей от соленого солдатского пота гимнастерке. Но нет здесь еще камней Алексея Кулика, Ивася Перегуды, капитана Денисова и Глобы, Анели Браницкой, милиционеров Петра Дацкого и Баранова, погибших сельчан, бабки Марфы и многих других…
Вечная вам память! Поклон и последнее прости за все, что мог, но не успел сделать для вас. До последнего часа камнем на сердце будет лежать вина перед вами, за то, что не успел научить, не смог предостеречь, спасти…
Вынув из коробочки свой голыш с проточенной водой дыркой, капитан подбросил его на широкой ладони и хотел убрать в карман гимнастерки.
— Погоди, — остановил Колесов. Высыпал из другой коробки оставшиеся папиросы и протянул ее Антону. — Клади сюда!
Разведчик поглядел ему в глаза. Колесов встретил его взгляд спокойно, чуть улыбнувшись в ответ.
— Я сохраню, — просто сказал он. — Когда вернешься, возьмешь.
Волков вынул из коробочки маленький, похожий на круглую белую горошину камешек, оставленный радистом. Положил его рядом со своим голышом. Белая горошина легко вошла в проточенную водой дырку, и два камня словно слились в один.
— Вот так! — Антон опустил оба камешка в подставленную Колесовым коробку…
Война еще только начиналась. Было 23 часа 14 минут двенадцатого июля 1941 года.
Штурмбаннфюрер Гельмут Шель написал подробнейший рапорт, в котором изложил все перипетии своей неудачной охоты за русскими парашютистами, явно направленными в тыл немецких войск русской разведкой; вот только как бы точно узнать их принадлежность, откуда они вылезли, эти террористы: из мрачных недр НКВД или их послало разведывательное управление советского Генерального штаба?
Впрочем, как бы там ни было, охота за «лесными призраками» оказалась крайне неудачной и Шель не скрывал: несмотря на то что ему удалось уничтожить некоторых парашютистов из лесной банды — сейчас можно совершенно беззастенчиво приписывать себе чужие заслуги, поскольку мертвые молчат и не смогут раскрыть ложь штурмбаннфюрера, — их главарю, который назвался и имел советские документы на имя Бурова, удалось уйти с оцепленной станции железной дороги.
Что тут забыли русские и что они искали, так и осталось тайной. Нельзя же всерьез принимать бредни тупого сельского мужика, упорно твердившего о жидовско-комиссарском золоте и бриллиантах? Это было бы просто смешно!
Особое внимание штурмбаннфюрер уделил детальному описанию главаря «лесных призраков» Бурова, который постоянно выскальзывал из рук, оставляя после себя только трупы. Шель дал его толковый словесный портрет и рискнул высказать свое мнение: этот русский крайне опасен во всех отношениях!
Не доверяя фельдъегерской связи и военно-полевой почте в особенности, штурмбаннфюрер с подвернувшейся оказией отправил свой рапорт в Берлин. Конечно, там виднее, как поступать, но он должен выполнить свой долг члена СС и сотрудника спецслужб.
Путешествуя неведомыми путями по кабинетам РСХА — Главного управления имперской безопасности, — рапорт неудачника в конце концов оказался на столе оберфюрера Отто Бергера.
«Старый лис», как его называли за глаза сослуживцы и начальство, с большим вниманием прочел исповедь охотника за «лесными призраками» и, сняв очки в тонкой золотой оправе, прикрыл глаза и задумался. Кого же так напоминает ему словесный портрет русского разведчика, данный штурмбаннфюрером?
Вскоре Бергер вызвал одного из своих сотрудников и приказал:
— Запросите абвер, Августин. Пусть пришлют мне материалы относительно абверкоманды подполковника Ругге. Перед войной с Советами он собирал всякое эмигрантское отребье, и должны сохраниться фотографии.
— Слушаюсь, оберфюрер!
— Да, — уже в спину выходившему из кабинета сотруднику бросил Отто. — Не забудьте, пожалуйста, их успокоить: мы совершенно не посягаем на их «драгоценность», бывшего польского полковника Марчевского. Пусть продолжают с ним носиться, как дурак на ярмарке с писаной торбой.
Прошло несколько томительных суток, и вот наконец материалы из абвера получены. Бергер нетерпеливо вскрыл запечатанный сургучом конверт и, отодвинув в сторону не интересовавшие его сопроводительные бумаги, веером рассыпал на столе фотографии, сделанные сотрудниками немецкой военной разведки преимущественно скрытой камерой, дабы не настораживать агентов.
Где та, о которой он думал, где? Вот она! Посмотрим, совпадает ли фото русского разведчика, работавшего в абвере под именем эмигранта Владимира Тараканова, с приметами русского разведчика, называвшегося Буровым? В данном случае имена и фамилии не играют никакой роли — в разведывательной работе и террористической деятельности у профессионала может быть сколько угодно всевозможных фамилий, имен и вполне правдоподобных, хорошо проработанных легенд. Такие люди привыкли прятать истинное лицо за не принадлежащим им чужим прошлым.
Да, интуиция не обманула оберфюрера: некий Буров, главарь банды русских парашютистов, прозванной солдатами «лесными призраками», и работавший в абвере под именем Владимира Тараканова русский разведчик — одно и то же лицо!
Значит, его ученик и родственник по линии жены Конрад фон Бютцов серьезно споткнулся?! Русский разведчик, вопреки надеждам, оказался жив и снова в строю?! Теперь на нем споткнулся штурмбаннфюрер Гельмут Шель, но имел мужество честно признаться в этом.
Оберфюрер знал Шеля и считал его неглупым, крепким профессионалом. Правда, Гельмут, пользуясь широкими родственными связями, любил вильнуть туда, где менее всего грозит опасность и можно погреть руки. Но стоит ли осуждать за это? Никто не любит рисковать собственной драгоценной задницей, а предпочитает отсидеться, пока другие показывают примеры героизма. Ничего не боятся только умалишенные!
Стоит ли Конраду знать о случившемся? Наверное, нет. Пусть мальчик пока резвится, ни о чем не подозревая, но в конце концов наступит тот день и час, когда старый Отто выложит перед ним одну из козырных карт — оставшегося в живых русского разведчика Владимира Тараканова. И не столь важно, как его там, в советском разведцентре, зовут в действительности. Важно то, что фон Бютцов в нужный момент должен стать полностью послушным воле оберфюрера.
Бергер вновь вызвал доверенного сотрудника и отдал ему материалы Шеля и абвера:
— Пожалуйста, Августин! Подготовьте досье на этого русского. Я доложу о нем группенфюреру. И никому ни слова, ни намека! Вы меня поняли?
— Так точно, оберфюрер. Хайль!
К концу дня досье было готово. Бергер позвонил по внутренней связи Этнеру и попросил срочно принять его.
— … Вы уверены в своих выводах? — группенфюрер Этнер закрыл тонкие картонные корочки папки досье и вперился в лицо оберфюрера испытующим взглядом.
— Да, группенфюрер, — спокойно выдержав взгляд начальника, ответил Бергер, — полностью уверен и просто настаиваю на предложенной мной категории учета. А там уже будет наша воля. Если, конечно, он попадется в сети РСХА.
— Хорошо, — скупо улыбнулся Этнер. — Я целиком полагаюсь на ваш опыт и чутье разведчика и контрразведчика, Отто. Можете быть свободны.
Проводив оберфюрера, Этнер вызвал адъютанта и отдал ему тонкую папку досье.
— Сделайте все как положено, Пауль. «Старый лис» учуял нечто, а на моей памяти нюх еще ни разу не подводил старину Бергера…
Поздно вечером тех же суток — Главное управление имперской безопасности работало без перерывов и выходных — в секретной спецкартотеке на корочки досье Тараканова-Бурова люди в черной эсэсовской
