мастерах живописи и потом с гордостью показывал дома собранные им картины, заразив этой страстью сына. Что же, здесь тоже удалось найти кое-что приличное и, утаив от всевидящего ока эйнзацштаба Розенберга, занимающегося сбором художественных ценностей, с оказией переправить домой. Отец остался очень доволен и намеками сообщал в письмах о баснословной цене добытого сыном.
Невесты, невесты… Создастся добропорядочная немецкая семья, увеличится капитал, а но ночам все так же будет сниться пропавшая красивая племянница польского ксендза пана Иеронима, тревожа воображение несбыточными мечтами. Куда она тогда подевалась?
Бергер утверждал, что Ксения оказалась связана с русской разведкой. Наверное, он и отдал тайный приказ о ее немедленной ликвидации. Люди старого лиса прекрасно умеют обделывать подобные скользкие дела — потом и черти концов не сыщут. Может, прямо спросить у него о судьбе Ксении, но дождешься ли ответа? Только поглядит на тебя холодными глазами и больше подожмет тонкие губы, выказывая молчаливое недовольство учеником и родственником.
Надеяться, что Ксения осталась жива, теперь уже просто глупо, а живые должны думать о живых. Однако как трудно заставить себя отрешиться от воспоминаний, все забыть — ее улыбку, глаза, тонкие чуткие пальцы, случившуюся из-за нее драку в кабаре «Турмклаузе», где его здорово выручил Тараканов, оказавшийся агентом русских. Иногда кажется, что с того времени минуло не почти три года, а целая вечность, и словно закрылась наглухо тяжелая дверь, навсегда отделив его от Польши сорокового.
Вполне возможно, в нем все еще во многом говорит уязвленная мужская гордость, ревность, что девушка предпочла ему Владимира Тараканова. Оберфюрер в порыве откровенности однажды признался, что Ксения оказалась связной русского разведчика, но они скрывали это под видом любовной интриги. Кто знает, правда или нет, теперь не проверить. Бергер способен на любую правдоводобную ложь, чтобы скрыть истину.
Французы правы, говоря: когда не имеешь того, что любишь, любишь то, что имеешь. Вот и он, не зная раньше Ксении, любил многих — дочерей помещиков и чужих жен, певичек и дам полусвета, светских кокоток и актрис кино. Особенно хороша, как помнится, была танцовщица из людного гамбургского кабаре — Ингрид. Как у нее выходила нога из платья — обутая в изящную туфельку на каблучке, стройная, туго обтянутая тонким шелковым чулком…
Здесь тоже есть с кем провести ночь — в госпитале работают немецкие медсестры, а изредка удается вырваться в большой город, но все не то. Если бы он никогда не знал Ксении!
Вернувшись к столу, Конрад аккуратно сложил и убрал письмо отца. Надо написать, чтобы он присылал фото претенденток — с женихами, тем более с хорошими партиями, сейчас в рейхе не очень, можно выбрать подходящее по финансовому положению и по внешним данным: не век же куковать бобылем, как любят говорить русские.
Заурчал стоявший на столе телефон. Сняв трубку и назвавшись, Конрад услышал голос Бергера.
— Зайдите ко мне. Немедленно, — и короткие гудки отбоя.
Что там еще приключилось? После обеда оберфюрер велел его не беспокоить, намереваясь поработать с бумагами, и вдруг приглашает!
Выключив приемник, Бютцов запер сейф и вышел. В коридоре ему попался Клюге, независимой походкой отправившийся к себе. Поприветствовав штурмбанфюрера, он вежливо уступил ему дорогу. Неожиданно обернувшись, Конрад поймал на себе испытующий взгляд личного телохранителя оберфюрера. Хотел спросить его, почему тот рассматривает спину начальства, но Клюге успел отвернуться и нырнул в дверь своей комнаты, предупредительно открытую Канихеном. Сейчас, наверное, по своему обыкновению, они откупорят бутылку и сядут играть в скат.
Бергер был в кабинете один. Жестом указав Конраду на кресло, он завел патефон и опустил на пластинку иглу. «Рунг шпильт ди гайзе, их танц мит дир унц швайге», — затянула певичка, сразу напомнив танцовщицу из кабаре Ингрид — легкую, изящную, с многообещающими и не обманывающими в своих обещаниях глазами. Зачем Бергеру музыка? Не хочет, чтобы их, даже случайно, могли подслушать? Но кто? Установку в замке спецтехники курировал сам фон Бютцов, и здесь ее нет!
— Клюге сегодня ездил в город, — садясь напротив Бютцова в кресло и раскуривая сигару, интригующе сообщил оберфюрер.
— Слушаю, — подобрался Бютцов.
— В Немеже твой давний знакомый Владимир Тараканов, — бросив в хрустальную пепельницу обгорелую спичку, обыденно сказал Бергер.
Конрад похолодел — неужели он своими воспоминаниями накликал появление призрака?! Ведь Тараканов убит им лично в сороковом году при переходе границы с Советами! Он сам всадил ему из снайперской винтовки пулю в спину и видел, как тот, падая на землю, сломался пополам от жуткой предсмертной боли. Неужели во время прогулки по парку оберфюрер не блефовал, но действительно знал, что русский разведчик жив? Что теперь может случиться, если тайна раскроется и всем станет известна давняя неудача фон Бютцова, столь тщательно замазанная и давно упрятанная им в архивы спецслужб? Можно ли надеяться на молчание Бергера, и что, черт бы побрал, означает появление здесь русского разведчика? И вообще, он ли это? Клюге вполне мог ошибиться.
— Тараканов? — придав своему лицу недоуменное выражение, переспросил Конрад, пытаясь выиграть время. — Тот, из Польши сорокового? Вы верите в переселение душ или в воскрешение из мертвых? Это же мистика!
Боже, как страстно он желал, чтобы неожиданный разговор оказался просто очередной проверкой, устроенной неугомонным, не устающим играть в секретные игры Отто! Но чутье разведчика подсказывало — нет, это не игры, не проверка, произошло действительно нечто страшное и непоправимое: Тараканов жив и он сейчас здесь, в Немеже!
Прийти он мог только с заданием от русских, снова умело спрятавшись за чужим прошлым, надежно скрывая свое настоящее лицо. Как его зовут теперь — Иванов, Пикульский, Цымбалюк, Мухаметджанов, Граве, Вольтрен? Свое настоящее имя знает только он да его руководители из советской разведки.
— При чем тут воскрешение, — недовольно проскрипел оберфюрер. — Русские разведчики или контрразведчики прислали своего инспектора. Значит, Грачевой, на которого мы все сделали ставки, действительно добрался до своих и уже рассказал им о тайне! Они проверяют, ищут, отправили сюда для выяснения опытного профессионала.
— Клюге мог обознаться, — хрустя пальцами, умоляюще поднял на Бергера глаза штурмбанфюрер. — Он не так хорошо знал русского разведчика, работавшего под именем Тараканова, мог ошибиться, прошло почти три года!
Оберфюрер усмехнулся и стряхнул наросший на конце сигары сизый столбик пепла.
— Клюге тоже профессионал. Он ехал на машине и случайно увидел вышедшего из костела Святой Терезы человека в темном плаще. Вы тоже прекрасно знаете — Тараканов питал просто-таки маниакальную страсть к разным храмам — действующим и заброшенным. Кстати, его странные исчезновения из разбитого костела в сгоревшей деревне так и остались загадкой.
— Дальше, дальше, — не в силах терпеть, поторопил оберфюрера Конрад.
— Улочка была узкая и короткая, — неспешно продолжал Бергер, — Клюге имел прекрасную возможность рассмотреть человека в темном плаще. Заметив приближающуюся машину, тот сунул правую руку в карман и быстро свернул в проходной двор. Но лицо его Клюге запомнил. Это Владимир Тараканов! Характерные надбровные дуги, походка, манера поворачивать голову, жест, каким он наверняка схватился за оружие… Нет, Клюге не мог обознаться.
— Бог мой, — прошептал побледневшими губами Бютцов. — Что же будет, если он попадется не нам?
Оберфюрер встал, сменил на патефоне пластинку, поставив мелодию медленного блюза. Вернувшись на свое место, похлопал ученика по колену:
— Все хорошо, мой мальчик!
— Теперь он не уйдет, — дернулся, как от удара, Конрад. — Я перерою весь город, но не выпущу его отсюда, пока самолично не зарою его труп! Или сожгу!
— Ну, ну, — остановил Бергер. — Не сходите с ума! Наоборот, нам теперь надо беречь его, как ангелам-хранителям, — легкая улыбка тронула губы Отто. — Ему необходимо дать возможность уйти и унести с собой нужную информацию. И только если этого не получится, уничтожать. Слава создателю, у
