магнитная, — предупредил Павел Романович, — лучше всего в мотор, так, чтобы не мог дальше тянуть на одном и не спланировал. Получится?
— Попробую, — убирая мину в карман брюк, пообещал Томашевич. — Пан Казимир хочет, чтобы машина упала в лес, я понимаю. Но что потом немцы сделают со мной?
— Сможешь выйти с аэродрома? Поставить мину перед вылетом транспортника Лемке и выйти за ворота? На аэродроме мы при всем желании ничем не сможем тебе помочь.
— Выйти? Если не будут стоять на постах эсэсманы, то выйду.
— За поворотом лесной дороги увидишь телегу с хворостом. Скажешь вознице, что ты давно не видел Казимира. Он ответит предложением помочь встретиться. Дальше можешь полностью положиться на него.
— Значит, лес? — поежился словак. — Вы обещали, что там я не стану пленным.
— Помню, — успокоил его Семенов. — Как другие словаки?
— Плюются, но служат. И мало нас, — горько вздохнул механик. — Им тоже надо помочь.
— Подумаем над этим, — прощаясь, пообещал разведчик. — Ну, удачи! Не забудь, что я говорил.
Проходя мимо столба с фигурой Божьей Матери, он подумал, что неизвестный скульптор сделал ее, взяв за модель простую белорусскую крестьянку, вышедшую на порог своей хаты с ребенком на руках. Наверное, каждая мать — богиня, особенно для своих детей, рожденных и выпестованных ею…
Так и кажется, что сейчас пересадит каменная мадонна своего сынка с одной руки на другую и, козырьком приставив к глазам ладонь, поглядит в небо, на кружащих над хатами аистов — птиц счастья и мира.
Но только давным-давно не видно в этих краях аистов. Улетели…
Побродив, как обычно, по городу и вновь не обнаружив за собой слежки, Волков зашел в дешевое кафе для гражданских лиц, пристроился с кружкой отдающего водой пива и бледным пирожком с ливером за высоким столиком с мраморной крышкой, отхлебнул противный напиток и меланхолично начал жевать пирожок.
Странно, неужели Бергер и Бютцов дали ему полную волю в перемещениях по Немежу и не интересуются, где он бывает и что делает? Такое не исключено, поскольку они наверняка уверены, что город ими заперт очень прочно и, как ни старайся чужой разведчик, выйти из него он все равно не сумеет.
А посему — гуляй пока, а когда придет время, поговорим? Нет, ни Бютцов, ни Бергер, ни тем более местный начальник СС и полиции Лиден на такое не пойдут — нет гарантий взять его живым и, следовательно, нет гарантий получения нужных сведений. Даже если вдруг и захватят, то опять же нет гарантий, что смогут «разговорить» на допросах, поэтому они наверняка что-то придумали, дабы не пугать его наружным наблюдением и не настораживать раньше времени.
В том, что о пребывании здесь его и Павла стало известно врагу, Антон был полностью уверен, — иначе не появилась бы вдруг Анна, неизвестно куда пропавшая после передачи копирки, не погибла бы при выходе из города Нина, на взяли бы под наблюдение Семенова после посещения им сапожника, да и черный автомобиль, встреченный на улочке рядом с костелом, никак не шел из головы. Опять же, Осип Герасимович рассказал о назойливом любопытстве чиновников адресного стола и отдела жилой площади городской управы, которое они вдруг начали проявлять по отношению к владельцам домов и квартиросъемщикам. Ищут, несомненно! И ищут не только и не столько чиновники управы.
Что бы он сам придумал в подобной ситуации, когда в маленьком городке бродит неизвестно где известный ему человек, делая круг за кругом по улицам и находя пристанище в пока не выявленном месте. А надо знать, где он бывает, с кем встречается, чего ищет…
Ну, при условии, что ты здесь практически полный хозяин, а территория ограничена, можно попробовать выставить скрытые посты наблюдения в ключевых точках и сопоставлять их данные — волей- неволей, а наблюдателей Антону никак не миновать. Возможно, Бергер и компания так и поступили? Кто им мешает посадить своих людей на бирже труда, в доме напротив парикмахерский — если они заранее выследили Нину, — на железнодорожной станции, у костелов, на рынке и даже здесь, в этой забегаловке?
За несколько дней прорисуются маршруты движения по городку, выявятся точки, где объект бывает чаще, и тогда можно покумекать, раскинуть сеть иначе, затягивая узелки на горле противника, выявляя места его ночлега — улицы-то все наперечет! Так или иначе будешь топтаться на пятачке дважды в день — утром и вечером, когда выходишь с явки и когда возвращаешься. Вот и попался!
Мрачная картинка. Пожалуй, пора завязывать здесь, если все пойдет как надо. Завязывать и выбираться из западни, постаравшись не ободрать бока до крови, которой так жаждет господин оберфюрер.
Дожевав пирожок, Волков закурил дешевую сигарету и, прихлебывая бодяжное пиво, осмотрел зал. В дальнем углу стоял светловолосый парень в голубой рубахе с закатанными по локоть рукавами и тонкой вязаной безрукавке, с вышитыми на груди белыми оленями. Именно так должен быть одет его сегодняшний провожатый. Что ж, потихоньку допьем пивко и отправимся следом за парнем, приняв необходимые мере предосторожности.
Выйдя на улицу, Антон прищурился от бьющего в глаза солнца и походкой бездельника направился к базарной площади, зацепившись взглядом за мелькавшую впереди светловолосую голову. Пусть отойдет подальше, не надо, чтобы возможный наблюдатель мог связать их воедино.
Заметив двор, в который свернул его незнакомый проводник, Волков вошел за ним следом в подворотню. Выйдя из нее — темной, давно не крашенной, с облупившимися стенами, обнажившими под отвалившейся штукатуркой тонкие перекрестья планок дранки, — он увидел, что парень скрылся за дощатой дверью павильона общественной уборной. Хорошо, направимся туда, это так естественно после пива.
В туалете после яркого света показалось темновато, но две доски, раздвинутые в задней стенке и как бы приглашавшие пролезть в образовавшееся отверстие, сразу бросились в глаза. Недолго думая, Волков выглянул в дыру, убедился, что она выводит в соседний двор, и вылез, аккуратно поставив доски на место.
Голубая рубашка маячила теперь между домами, в узком проходе, где едва можно протиснуться бочком, да и то рискуя испачкать одежду о стены. Значит, туда?
Щель между домами привела в третий двор, а провожатый уже шагал по переулку и, перейдя его, входил под своды следующей подворотни. Сзади никого, впереди, кроме незнакомого провожатого, тоже. Надо отдать ему должное: маршрут продуман, они почти не выходят на улицы и двигаются по таким закоулкам, где заплутает любой немецкий наружник, вздумавший за ними увязаться. И что еще порадовало Антона — за ними практически невозможно наблюдать из окон домов: все подворотни и дворы глухие. Если Бергер и Бютцов действительно понатыкали везде стационарные посты наблюдения, то сегодня те немного смогут сообщить своим хозяевам.
Провожатый ждал у полуоткрытой двери, ведущей в подвал. Увидев, что Волков подходит ближе, он скрылся за дверью, предупредительно оставив ее нараспашку. Поняв это как приглашение, Антон спустился по выщербленным каменным ступеням и очутился в длинном сводчатом коридоре, слабо освещенном высоко расположенными полукруглыми окнами, выходившими на неизвестную улочку. Окна были прорублены почти вровень с тротуаром и за пыльными стеклами мелькали ноги редких прохожих.
Далеко впереди виднелась еще одна дверь — тоже призывно полуоткрытая. Добравшись до нее, Волков оказался на обычной лестнице жилого дома. Провожатый ждал на площадке. Открыв своим ключом дверь квартиры, он пропустил Антона внутрь полутемной прихожей, заставленной старой мебелью и, так и не сказав ни слова, вышел.
Дрогнули занавески, прикрывавшие вход в комнаты, и появилась пожилая женщина в простом черном платье. Гладко зачесанные назад седые волосы, прихваченные гребенкой, меховые тапочки на ногах, приветливая улыбка, гостеприимный жест, приглашающий неожиданного гостя пройти в гостиную.
— Пан Осип говорил о вас, — усаживая Волкова за ширмой, на которой извивались линялые китайские драконы, сказала хозяйка. — Я обещала помочь и нашла нужного человека. Мне казалось значительно лучше, если вы вообще не увидите друг друга, поэтому здесь ширма. Пан должен правильно понять: мы живем в оккупации. Кофе? Правда, должна извиниться перед паном, могу предложить только
