что носила под сердцем его ребенка. Вот это да. А теперь он засунул меня в черти какую больницу для бедняков, чтобы не переплачивать за лечение и врет, будто я откуда-то упала!
– Привет, детка. Как ты? – раздался вдруг заискивающий голос из-за двери. Я обернулась, не в силах поверить собственным ушам. Неужели он явился сюда и будет делать вид, будто он – ангел. Заботливый муж и его несчастная жена, которая по нелепой случайности потеряла ребенка. Какое горе.
– Что тебе здесь надо? – сквозь зубы выплюнула я.
– Как же? Я твой муж. Вот, принес тебе йогуртов. Доктор сказал, что тебе надо есть белок, чтобы поправляться.
– От тебя мне теперь ничего не нужно, кроме билета на самолет, – я смахнула испарину, выступившую на моем лбу.
– О, не надо так переживать, – вдруг понес околесицу он. – Я понимаю, ты пережила ужасный стресс. Это настоящее испытание для женской психики. Просто невозможно вынести такое. Но я с тобой. Я буду рядом, что бы не случилось.
– Только не пытайся выдать меня за сумасшедшую! – выдохнула я. – Уж я – то точно знаю, что ниоткуда не падала.
– Я ничего не пытаюсь выдать, – запричитал он. – Мы же с тобой семья. Ну, поссорились. С кем не бывает? Уверен, у нас будут и другие дети.
– Другие дети? Ты о чем? – ужаснулась я.
– Тебе нельзя волноваться. Не кричи. Выпей минеральной воды, – принялся кудахтать вокруг меня он. Мне захотелось бежать на край света. Прямо сейчас, в ночной сорочке, босиком. Чтобы только больше никогда не видеть этого отвратительного лицемера.
– Ты удивительное ничтожество! – выплеснула на него я.
– У тебя гормональный стресс. Ты даже не представляешь, как я переживаю, что потерял этого ребенка, – вдруг всхлипнул Лайон. Ах да, он же так мечтал стать отцом! Какая ирония, из-за его экономии и жлобства он потерял то, ради чего выписывал меня из России. Так ему и надо. Переживает. Он больше переживает из-за счета, который ему выставят за операцию. Ха-ха!
– Так, где Екатерина Виллер? – в комнату вошел невыразительный пожилой американец в огромных, старомодных очках.
– Это я, – с испугом подала опознавательный знак я. Кто его знает, чего еще кому от меня нужно в этой неизвестной стране.
– Меня зовут Дональд Карстен. Я из службы социального надзора. Могу я задать вам пару вопросов? – вежливо и отстраненно спросил он, не глядя на Лайона. А тот к моему вящему удовольствию вдруг побледнел, будто вампир за секунду высосал из него всю кровь.
– А в чем дело? – уточнила я.
– Вы поступили с общим воспалением, с угрозой перитонита. Процесс, который врачи локализовали, был слишком запущенным. Непонятно, почему вы не обратились в больницу раньше? И, к тому же, выкидыш вызван определенной травмой, похожей на удар. На теле у вас синяки. И у вас нет страховки. Мы не можем не вмешаться. Вы должны дать объяснения.
– Объяснения? – с интересом посмотрела на него я. Уже давно я была готова дать объяснения любому, кто только пожелает их выслушать. Подсознательно я ждала этого дня уже больше полугода. С тех самых пор, как пересекла таможню и ступила на «благословенную» землю мечты.
Глава 7. Песнь о настоящей дружбе
Больница – не курорт, тут не забалуешь. Место скорби, слез и расходов, для некоторых вплоть до банкротства. От своей соседки по палате я по самые уши наслушалась историй о том, чем кончили те или иные ее знакомые, которым довелось заболеть чем-то, не включенным в перечень допустимых проблем со здоровьем.
– А когда Майкл сломал ногу, ему пришлось обратиться в местную больницу. А она не была партнером его страховой компании, – тарахтела она, пытаясь убедить меня (и себя заодно), что ей еще повезло.
– И что же? – зевая, спрашивала я. Этот американский менталитет до сих пор удивлял меня. Все подсчитать с точностью до доллара, и в своем, и в чужом кармане.
– Ему это обошлось в четырнадцать тысяч долларов. Наложили гипс и сделали рентген. Он посчитал, что ему было бы дешевле перелететь со сломанной ногой в свой штат.
– Перелетел?
– Нет, – огорчилась та. – Поэтому-то и четырнадцать тысяч. Снимать гипс тоже пришлось там.
– А у нас в России это делают бесплатно, – выпендрилась я. Национальный патриотизм начал расцветать во мне буйным цветом. Мне по-настоящему было жалко соседку по палате, это ужасно, когда ты узнаешь о хроническом и очень тяжелом заболевании. В любой стране, любой человек. Но за два дня лежания на соседних койках я выучила назубок, сколько стоит инсулин, какую часть ей компенсирует страховая компания, и во что выльется доплата за обследование, которое она делала в этой больнице.
– Хорошо, что удалось устроиться сюда. В частных клиниках это было бы вдвое дороже.
– Надо же, и тут экономия, – не удержалась и выдала комментарий насупленная девушка, которая почти все время до этого спала.
– А что тут такого? – возмутилась моя соседка. – Все экономят.
– А почему все-таки вы вообще чего-то должны доплачивать? – решила уточнить я. – Для чего тогда нужна страховка, если все равно приходится оплачивать все из своего кармана. Вот в России…
– Не знаю, что там у вас в России, – фыркнула молчаливая девушка, – а если ты хотела ничего не доплачивать за страховки, то ты просто приехала не в ту страну.
– Странно, а почему никто не подает в суд за такое безобразие? – закинула я мысль.
