– Ты мое счастье, – облегченно вздохнул он. И притянул меня к себе. И снова прогулял работу. Такими темпами мы и правда скоро будем развлекать пингвинов.
– Хочешь, слетаем на какое-нибудь море? – шепнул он мне на ухо, заодно целуя меня в него. Я уткнулась ему в грудь (которая тоже оказалась как раз нужного размера, формы, запаха и всего остального, как и все в нем) и сказала «нет». На черта мне сдалось какое-то зарубежное море, когда единственное, о чем я мечтала всю жизнь, и так здесь, со мной. Прямо сейчас. И морям, и пингвинам придется пока подождать.
Глава 7. Сами с усами
Преступник должен быть наказан – гласит уголовный кодекс. Или какой? Во всяком случае, так обычно говорят во всяких фильмах. Я не любитель детективных сериалов, мне больше по душе мексиканское мыло про любовь. Хотя тоже бесит, что в некоторых сериях герои едва успевают попить кофе. А уж ответа на вопрос, от кого ребенок, надо ждать по два-три месяца. Но кровь, килограммами гуаши разлитая по пленке какого-нибудь Бандитского Петербурга меня вгоняет в ступор. Такое ощущение, что там убивают на каждом шагу и никого это особенно не удивляет. Не проблема. Человек туда, человек сюда. Одним больше – одним меньше. От нас не убудет. Но преступник должен быть наказан. Вор должен сидеть в тюрьме. Современные сериалы про убийство делятся на два типа. Первый тип. Сериал бытовой, приближенный к реальности. Отличительные признаки:
1. Преступления там совершаются обыденные, а возможно даже списанные с реальных уголовных дел. Поэтому все довольно скучно. Или склад обокрадут, или бабулю Раскольников убьет. Как максимум, маньяк, но это очень растиражированная тема.
2. Преступники там – тюремный бомонд, со сленгом, татуировками и перегаром. Все очень реально, так что сочувствия вызывают самый минимум. Все как в жизни, только хуже.
3. Милиция. Именно ей в этой группе отведено особое место. Она – последняя надежда народонаселения на спокойный сон. Нищие, голодные (но очень честные) молодые люди в китайских (секонд хенд) пуховиках из последних сил отворачивают лица от конвертов с деньгами и борются со злом.
4. Юмор. Непонятно, зачем вообще в таких сериалах убивать, когда можно вполне успешно оставить описание повседневного труда сотрудников ОВД. Хохот и повышение рейтинга обеспечено. По-моему, их и смотрят ради того, чтобы посмеяться, как менты (из-за уже окончательного полного и беспросветного отсутствия денег) стреляют денег на пиво, а потом весело похмеляются в кабинетах.
Второй тип поострее. Это сериал мудреный, про красивую жизнь. В нем все в точности наоборот, т.е.
1. Преступления там нереальны, как мечта. По типу того нажми на кнопку и получишь результат в виде сразу же виллы на Кипре. Прямо так и хочется тоже вот также красиво жать кнопки.
2. Как правило, главный злодей там совсем не злой, а даже скорее секс-символ, которого кто-то обидел. То ли братки, то ли менты, то ли бабы. То ли все сразу или по очереди. Он мстит и только поэтому соглашается нажать кнопку и получить виллу. А так бы ни-ни!
3. Милиция и братки в этих кинах – практически одно и то же. Как вурдалаки-оборотни. Днем – погоны, ночью – золотые цепи. Нищих и голодных в этих сериалах нет. Наоборот, все ездят на Мерседесах, едят в ресторанах, а женщин держат в соляриях и спортклубах. Но как-то сразу понятно, что все плохо кончат.
4. Юмор. Его тут нет. А чего смеяться, когда все так плохо?
Одно объединяет все эти длинные саги о грехах человеческих. Кара не замедлит накрыть всех, кого на это подписал сценарист. Как ни крути. Эту грустную мысль я долго и тщательно муссировала, когда кара за собственное раздолбайство накрыла меня с головой. То ли от акклиматизации, то ли от волнений и нервов, а, что вернее всего, от гуляний в летней одежде по московской зиме, меня накрыл грипп. К обеду, когда Илья уже начал продумывать культурную программу (надо тебе купить шубу и сапоги на меху, а потом по ресторанам), я почувствовала первые признаки надвигающейся ответственности за безалаберность. Голова начала тянуть к земле как кандалы. Виски прострелила боль. Я еще отвечала на поцелуи, но уже не могла на вопросы.
– И что это такое, позволь спросить? – вопрошал Илья, когда я на его предложение искупать меня в огромной, сияющей мытым новеньким кафелем ванной, ответила храпом или стоном. Чем-то таким.
– А? Что-то мне не по себе. Я полежу, ладно?
– Конечно, лежи, – растерянно кивнул Илья и запаниковал. В его пенатах не нашлось ничего жароизмеряющего, как, впрочем, не нашлось и чая, меда, молока, масла, хлеба, колбасы и вообще ничего.
– Куда же бежать! – в панике кусал ногти он, потому что я окончательно и бесповоротно была наказана на вчерашнюю опрометчивость большой температурой и ломотой в костях.
– Ничего страшного, – попыталась успокоить его я. После чего он стал вызывать скорую помощь.
– Как не можете приехать? Почему? Какие поликлиники? Да она уже почти совсем спит! И что, что простуда? Куда позвонить? Я не знаю, где она прописана!
– Перестань, – чуть не заплакала от досады я. Но кашель с соплями уже испортили мой внешний вид до такой степени, что пара лишних слез ничего бы не изменила. Сексуальности во мне не осталось никакой.
– Не перестану, – сел рядом со мной на диван Илья и принялся целовать меня куда придется. После чего ему все-таки удалось вызвать какого-то дикого платного терапевта из клиники «Авиценна», который долго делал вид, что страшно возмущен необходимостью переться на ночь глядя куда-то на Ленинский проспект к больной, которая банально кашляет, чихает и температурит.
– Что страшного? Подождите до завтра!
– У меня даже градусника нет. А вдруг у нее запредельная температура! – аргументировал Полянский. Я умилялась.
– Сходили бы да и купили! – усмехнулся врач, заставляя меня говорить «А».
– Я не оставлю ее одну! – патетично прикрыл вопрос Полянский.
– Ну, как знаете. Давайте ваши деньги, раз не жаль. У девушки грипп, тридцать восемь и четыре. Ей
