кто ее просил приходить с работы на полдня раньше?), попыталась в порыве чувств побить меня веником, я поняла, что трудовой порыв вовсе не избавил меня от проблем с родителями. Я как получала по скандалу в сутки, так и получаю. Ситуация тупиковая. Но однажды она усложнилась тем, что из армии приплыл мой драгоценный братец, Константин Новацкий. Я и до трехлетнего плавания в рядах нашей доблестной армии его не жаловала из-за патологического презрения к моей персоне, а тут и вовсе впала в шок, когда в нашем молчаливо-скандальном доме поселился взрослый грубый мужик, осматривающий меня, как пришедший в негодность товар.
– Ты что, Алиска, думаешь, что с сигаретой кому-нибудь будешь нужна? Да девчонка типа тебя должна целыми днями делать прически и гладить юбки.
– Зачем? – упиралась я.
– Затем, чтобы выйти замуж.
– Зачем?
– Вот ты дуреха. А как же иначе. Ты, в принципе, девка неплохая, ноги, грудь на месте. И может, даже кто тебя и захочет взять, если ты постараешься. Но пока ты красишься и куришь, шанса нет. Ты похожа на вокзальную шлюху. И штаны эти грязные выкинь.
После таких разговоров мне становилось совсем плохо дома. Если бы появился хоть минимальный шанс уехать, я бы, конечно, уехала. Но ехать было некуда, и я свела свое пребывание в квартире к минимуму. Слава богу, у меня имелась своя комната. Если я приходила к двенадцати и уходила в семь-восемь утра, то могла никого вообще не встретить. Так я и передвигалась. Прислушаюсь, нет ли кого в коридоре, и только тогда иду на кухню. Быстро наплюхаю себе еды – и бегом в комнату. Все сигареты, и утренние, и дневные, я выкуривала вне квартиры. На лестнице, в другом подъезде, на другой улице... И на всякий случай зажевывала конфетами. Может, если бы домашние спокойнее отнеслись к моему курению, я бы не была вынуждена тратить столько времени на конспирацию. Может, тогда я больше бывала бы дома. А может, и нет.
Целыми днями я болталась по улицам, не желая видеть родню, и большую часть времени скучала. Никто из принцев со мной не знакомился, тяга к одиночеству начала ослабевать, мне страшно хотелось завести друзей. Вариант дружбы с местными компаниями я не рассматривала. Однажды, когда я бродила по району, пытаясь стрельнуть сигаретку, меня зазвали в одну разношерстную компанию, из которой я знала только Жанку Смагину. Она подошла ко мне и сообщила радостную новость: один их парень страстно мечтает со мной познакомиться. Я, конечно, не слишком-то воодушевилась, представляя себе общий уровень наших мальчишек, но на всякий случай решила пойти (а вдруг это ОН?).
– Ян, познакомься, это Алиса.
– Приветик, – оглядел меня с ног до головы смазливый и высокий Ян. Я видела его раньше, но не знала лично, так как он был почти взрослым – учился в ПТУ и на таких малолеток, как я, не смотрел.
– Здорово, – промямлила я. Ян – это круто. Я бы не возражала, чтобы он был ИМ. Это мечта – пройтись с ним в обнимку, называя его своим парнем.
– Чем занимаетесь? Закурить есть?
Сигареты выполняли среди нас – подростков – коммуникативную функцию. Спросив через плечо: «Курить будешь?» – мы узнавали, свой ли ты, не примешься ли, как все, нудно учить нас жить.
– На, держи. А ты не слишком маленькая, чтобы курить? – спросил Ян, задержав взгляд на моей груди.
– Я совсем не маленькая. Я уже работаю.
– Ого! – присвистнул он.
– Вот тебе и ОГО, – подтвердила я, как бы говоря, что я вполне достаточно взрослая для его внимания. Мы молча докурили, и Ян предложил пройтись.
– Пройдемся?
– Легко! – И мы пошли. Пока шли, его рука заползла змеей на мою талию. Я не возражала, он был слишком красив, чтобы в моей набитой гормонами голове осталась хоть одна мысль.
– Ты мне нравишься, – бросил он, и мы попятились в сторону лавочки в кустах. Там мы обнимались и целовались до вечера. Я была в восторге. Я была в восторге и всю следующую неделю, когда мы ходили в эту самую обнимку по району.
– Надо же, Алиска, как это ты Яна заполучила? – шипели школьные подружки, которых у меня отродясь не было.
– Как-то так. Легко. Дай сигаретку.
– А у нас есть пиво. Будешь?
– Конечно!
Какое-то странное меня охватило чувство. Я никогда не стремилась участвовать в этой бесполезной дворовой светской жизни, и никто особенно меня туда не зазывал, но стоило начать тискаться по кустам с Яном, как я тут же стала своей в этой бессмысленной тусовке. Я как-то не привыкла к такому тупому образу жизни. А через пару недель оказалось, что и в Яне нет ничего интересного, кроме его красивой рожи и страстного интереса к моим девичьим изгибам и округлостям. И вскоре сидение на лавочке в обнимку перестало меня возбуждать. Я подумала-подумала и свела наши контакты к минимуму. Что говорить, я хотела познать жизнь во всей ее полноте. Слетать к звездам, дотянуться до луны. Узнать, что такое настоящая любовь. И слава богу, теперь я поняла, что Ян – это не она. Я возобновила свои гульбища по Москве, пока не произошло одно знаменательное для меня событие. На все знаменательные события моей жизни я просто набредала. В принципе и на Яна тоже, но он не в счет, так как таких ошибок у меня было еще немало. Прогулки по ночным паркам с Колей – администратором в овощном магазине. Он слюняво целовался и рассказывал, что у нас будет наверняка двое детей.
– Понимаешь, я очень хочу детей. У нас с тобой их наверняка будет двое. Ты хочешь детей?
– А как же! – подтверждала я. Вообще-то я всегда подтверждала то, что мне предлагалось подтвердить. Мне было страшно сказать: «Нет, милый, у нас не будет детей, так как я не собираюсь проводить свою жизнь рядом с администратором овощного магазина, который за полгода интимных встреч так и не смог от страха лишить меня девственности. Хотя и пытался».
Еще – смешной, румяный и толстый Миша, который умел водить машину и был гораздо старше меня. Мы познакомились на реке. Целоваться с ним у меня не было никакого желания, но вот поговорить о жизни и о мечтах, сидя в его белоснежной машине, – другое дело. Но когда он пытался меня обнять, я не всегда вырывалась. Мне опять-таки казалось, что если совсем-совсем ничего ему не предложить, то он прекратит звонить, катать на красивом автомобиле, и мне станет очень одиноко.
Так, потом еще Павлик, который кормил меня шоколадом и предлагал пожениться, как только он вернется из армии. Хороший мальчик, но какой-то очень домашний.
– Ты будешь меня ждать? Я буду тебе писать каждый день!
Я, конечно же, пообещала ждать, но выбросила его из головы, как только оттрубили гудки его призывного поезда. И не потому, что я такая жестокая. Просто не было у меня сил огорчить его ответом: «Нет, милый, как только ты отчалишь, я выброшу тебя из головы и пойду искать других впечатлений и радостей».
Он уехал, от него только и остались воспоминания о его сальных обжиманиях на последних рядах кинотеатра, после которых у меня чуть не отваливалась грудь. Все они были не ОН. Не ОН, и поэтому я чувствовала себя ужасно одинокой и несчастной, хотя и находилась постоянно в чьих-то объятиях. Может быть, правильно папа кричал, я действительно вела себя довольно распущенно. Но это оттого, что где-то в глубине души я не считала себя такой уж большой ценностью. И еще боялась, что при лишних капризах пропущу ЕГО, единственного, глядя на которого вся моя душа будет трепетать и петь, как в мечтах. И потом, к шестнадцати годам я оставалась девственницей. На всех углах кричали, что молоденькие девушки должны очень сильно опасаться за свою девичью честь. Но я, сколько ни старалась, так и не могла пристроить эту честь в хорошие руки. И к шестнадцати годам уже была готова плюнуть на это дурацкое дело.
Так однажды в начале осени, гуляя по Тверскому бульвару и рассуждая о смысле жизни и о любви, в которой меня никто не поддерживает, я свернула на какую-то невероятно красивую и старинную улицу. Она выходила на Манежную площадь, на этой улице была Консерватория, которая эхом и отголосками труб, фортепьяно и звенящих тарелок наполняла воздух. Такая красота, такая жизнь, такой полет мысли – я шла, завороженная, по тротуару, пока не уперлась в афишу.
