– Да-да-да, библиотека – твой дом родной, я помню, – улыбнулась я.
– Я совершенно не собирался с ней... ну...
– Ну, мы поняли, – кивнула я.
– Когда ты наотрез отказалась уезжать со мной, я понял, что это конец. – Андрей говорил медленно и как-то сдавленно, с трудом подбирая слова. Еще бы, столько лет мы не общались, как цивилизованные люди – только орали друг на друга. И сейчас, я это прекрасно видела по его лицу, он ждал, что в любой момент я перебью его каким-нибудь ехидным комментарием. Ведь я всегда так делала.
– Я не могла уехать, не могла, – попыталась я объясниться, но Андрей только замахал рукой.
– Не перебивай, пожалуйста. Я и так все понял. Я хочу, чтобы и ты поняла. Когда это случилось, мне было очень плохо. И не с кем было поговорить. Мама, ты сама знаешь, готова была тебя в порошок стереть, но я совершенно не этого хотел. Ты была несчастна, я это видел. И это была моя последняя надежда – увезти тебя далеко-далеко, чтобы ты смогла забыть... все забыть. Начать все сначала.
– Андрей, ты можешь не рассказывать. Это необязательно. – Я видела, как ему тяжело. Господи, я жила в слепой ненависти ко всему миру, не замечая ничего вокруг. Я тосковала по Марку, но его-то как раз и не было.
– Нет, я закончу! – тряхнул головой Андрей.
– Знаешь, мне иногда кажется, что люди так и не научились говорить. Слов много, но никому они еще не помогли по-настоящему объясниться, – сказала я.
Андрей сел за стол и закурил.
– Я покурю здесь? – неловко улыбнулся он.
– Да кури, чего уж там, – пожала я плечами.
– Я знаю, что ты это не любишь. Но... в общем... Маша начала приносить мне какие-то пирожки. Ну, знаешь, то сырники, то котлеты домашние. Я даже не очень понимал, зачем ей это. Но ел. А что? Вкусно, а дома никогда ничего нет. Потому что ты – работаешь.
– Значит, путь к сердцу мужчины все-таки лежит через желудок?.. – невольно ухмыльнулась я.
Андрей почему-то не обиделся, а тоже заулыбался.
– Вот так мы начали разговаривать. Чаи пили. Она любила слушать про мои опыты, про космос. Да-да, не надо морщиться, ты-то уже давно пропускала все мимо ушей. Я понимаю, ты поставила на мне крест. В принципе и правильно. Я сам поставил на себе крест.
– Это не так, – попыталась я увернуться.
Марк сидел на стуле напротив кухонного стола и делал вид, что читает газету. Сюрреализм, еще несколько часов назад я не могла бы даже вообразить такой картины. Мы все вместе на нашей кухне, Марк спокойно читает. Нет, Марк делает вид, что спокойно читает. А мы с Андреем разговариваем. Чудеса!
– Так-так. В общем, институт, библиотека, пирожки с капустой – вот и закрутилось. Я даже не придавал этому особого значения. Ведь мы с Машей говорили о тебе, я жаловался, она защищала тебя...
– Защищала? – несколько опешила я.
– Да! Представляешь, она говорила, что я слишком к тебе строг, что современные женщины все живут именно так – своей жизнью, своей работой. В общем, мне казалось, что мы больше дружили, чем спали.
– Как интересно! – невольно воскликнула я. И нервно оглянулась на Марка, услышал он меня или нет.
Марк делал вид, что поглощен газетой. Спасибо ему большое.
– А потом она просто...
– Забеременела! – закончила я за Андрея.
Он кивнул.
– И почему-то я сразу понял, что именно это и есть теперь самое для меня главное. Знаешь, я очень захотел этого ребенка.
– Потому что девочка.
– Не в этом дело, – покачал головой Андрей. – Просто с Мишкой я столько всего не сделал, не подумал, не нашел времени... Эти бесконечные научные труды, диссертация... Я не ходил с ним в зоопарк, не делал с ним уроки, недостаточно часто качал его на руках... И тебе я недостаточно говорил о том, как много ты для меня значишь.
– Вот тут ты прав. Я действительно никогда до конца не понимала, что для тебя важнее: мы или космос. Конкурировать с бесконечностью – это, знаешь ли, задачка даже не для меня.
– В общем... Мишка вырос, а я так и не смог стать для него тем, кем должен был стать. Видимо, эта невесомая, непонятная любовь закладывается именно в том, самом маленьком возрасте. Когда по ночам не спишь, бродишь с ребенком на руках от стены к стене. Я-то с ним не бродил.
– Да, – пожала я плечами. – Я делала это за нас двоих.
– В общем, когда Манечка мне призналась, я сразу сказал, что мы будем вместе. Она даже возражала, говорила, что не хочет быть виновной в том, что мы разведемся.
– Какая-то она у тебя неправильная.
– Библиотекарши – они все не от мира сего. Но, ты знаешь, на самом деле сейчас я могу сказать, что в некоторой степени, если смотреть на это честно – я ее уже практически люблю.
– Как-то неуверенно звучит, – заметила я.
– Ох, ты не представляешь, как много я об этом думал. Ведь я всегда, с самого института, с самого первого вступительного экзамена больше всех на свете любил тебя.
– Меня?! Ты прекрасно это скрывал.
– Ты бы тогда меня отвергла, я уверен. Ты была слишком молода. И совсем себя не знала. Я знал тебя лучше, чем ты сама. А мне никак не улыбалось стать твоим очередным молодым человеком, страстной любовью на пару недель. Поэтому я дал себе слово дождаться, когда ты будешь готова.
– Между прочим, ты всегда умел держать свое слово. Это я помню еще с института, – добавила я.
Марк встал, тряхнул затекшей, видимо, ногой и вышел из кухни.
Андрей налил в стакан воды из чайника и попил.
– Да уж. Вот именно поэтому, хотя я не могу сказать, чтобы я как-то сразу вот так уж сильно полюбил Машу, я был с ней рядом. И буду с ней рядом и дальше. С ней и с нашей дочкой. Знаешь, Ленка, ведь в итоге жизнь оказалась очень простой штукой. Все просто. Мы все здесь не навсегда. Мы не вечны. И в масштабах того самого космоса любые наши действия не имеют никакого смысла.
– С точки зрения космоса вообще все не имеет никакого смысла, – заметила я.
– Да, а в таком случае нет никакой разницы – стану я великим ученым или буду подрабатывать, готовить абитуриентов к экзаменам – главное, чтобы моя дочка росла, зная, что я ее люблю.
– Если бы ты пришел к этому «великому открытию» пятнадцать лет назад, все было бы по-другому, – грустно подытожила я. Как мне не хватало в свое время того, чтоб Андрей оторвался наконец от своих бумаг и просто вывез нас летом на какое-нибудь водохранилище. Или запустил бы с нами воздушного змея. Или просто провалялся бы все выходные с нами перед телевизором, заучивая наизусть Мишкины мультики. Но у него всегда была эта самая Великая Цель. Долбаная Великая Цель, которая в итоге развалилась и превратилась в дым, оставив после себя только руины нашей семьи.
– Ленка, а помнишь, как мы с тобой могли часами говорить о всякой ерунде? О космосе, о теории относительности, о бесконечности? – вспомнил вдруг Андрей.
Я заулыбалась.
– Ты рассказывал мне о том, как преломляется геометрия Евклида в космосе. О черных дырах, о том, что время неоднородно. А я лежала и смотрела, как непослушная челка постоянно падает тебе на глаза. А ты этого не замечал и только машинально рукой отводил и отводил ее назад.
– Я так и знал, что ты, ни хрена, меня не слушала, – усмехнулся Андрей.
– Я ждала, когда ты наговоришься и начнешь меня обнимать, – хихикнула я.
– Знаешь, а ведь мы с тобой прожили не самую плохую жизнь, – заметил Андрей. – Может, еще есть шанс хотя бы остаться друзьями?
– Если Мишка найдется, то да, – сказала я. Потому что все эти разговоры в пользу бедных не имели никакого значения, пока я не знала, где именно бродит мой несчастный, измученный сынок. Единственный, между прочим. Если с ним что-то случится, я никогда больше не смогу видеть Андрея. И вообще, кого бы то
