лицом, кивать, вздыхать, причмокивать и говорить:
– Мы сделали все, что могли.
– Но как же, доктор?.. – будут спрашивать они.
– Да, да. Медицина оказалась бессильна. Мне очень жаль.
А после этого нужно спокойно идти себе в ординаторскую и пить чай. Может быть, даже травить анекдоты. Потому что доктор – он тоже человек и на работе ему требуется время, чтобы расслабиться и почувствовать себя живым. Иначе это будет не жизнь, а одна сплошная многопрофильная областная больница.
Но что ты сделаешь, если уже успела подружиться, предположим, с братом усопшего. Или не усопшего, но старательно саботирующего все медицинские усилия пациента. И ты, к примеру, должна сообщить родственнику, что пора забирать несознательного больного восвояси, ибо родимое государство сделать для него уже больше ничего не может. И не хочет. Представила? И вот тут ты уже не можешь пойти в ординаторскую пить чай и печатать истории болезней. Потому что тот самый брат (внук, муж, сват) уже сидит в твоей ординаторской и рыдает в три ручья. И просит сделать хоть что-нибудь. А ты уже привыкла к нему, симпатизируешь и даже, через слово, случайно называешь его Ёжиком. Нет, это не вариант. Жанна крайне отрицательно относилась к неуставным отношениям с родственниками пациентов. И это были не просто слова, а очень конкретные дела. Вот уже много лет на все вопросы со стороны близких пациентам людей о том, что она, к примеру, делает вечером после дежурства и любит ли она, как вариант, сухой мартини, Жанна стабильно отвечала, что после дежурства она садится на метлу и улетает в ночное небо на промысел. Потому что это она днем – врач, а ночью – дух бестелесный, ищущий жертву среди человечества. А пьет она только кровь младенцев. Поэтому теперь перед Жанной стоял мучительнейший вопрос, традиционный для Руси-матушки: что делать?! Больше месяца Жанна провозилась с по-прежнему пребывающим в коме Светловым, и особенных прогнозов на его чудесное выздоровление не было. То есть что там особенных – никаких не было.
Чудом было уже то, что он вообще выжил. И это самое чудо было делом рук какого-то безвестного супермена или, может быть, человека-паука. Потому что как еще объяснить, что он остался жив, если по записям, сделанным врачами «Скорой» на месте ДТП, пациент Светлов валялся в разломанном и разрезанном автогеном джипе в совершенно дохлом состоянии, но при этом обколотый хорошо подобранными препаратами противошокового действия. Откуда вообще, черт возьми, там на дороге взялся какой-то врач, который вколол пациенту Светлову промедол и преднизолон, а также вызвал «Скорую»? А потом скрылся в неизвестном направлении, сославшись на недосуг и недостаток времени. Продиктовал только, что куда вколол, и исчез, как и положено Бэтмену, не оставив координат. Человек – летучая мышь, говорю вам! Если бы не Бэтмен, Жанна не имела бы всех этих проблем по вопросу «что делать?» с родственниками Светлова.
За месяц с лишним Павлу Светлову собрали воедино все, что можно было собрать. Заживили (навскидочку) переломы на руках-ногах-спине-лодыжке-ключице, проанализировали синусовые ритмы, поняли, что, возможно, мозговая активность и не утрачена. За это время Жанна, как лечащий врач, успела перезнакомиться и даже немного погрузиться во все сложные хитросплетения родственного узла, завязанного вокруг пациента. Больше всего Жанну «радовала» жена Светлова, красотка, появлявшаяся в больнице каждый день, стабильно в десять утра, к обходу, сующая персоналу деньги и провизию, требующая отчета – в общем, напрягающая всех и вся. Откуда берутся такие властные и самоуверенные красотки, Жанна не знала, но про себя подумывала, что и ей бы неплохо поступить на такие курсы. Потому что, когда Лидия Светлова требовала отчета у самой Жанны, сколько бы раз ей ни хотелось ее послать, каждый раз врач по каким-то необъяснимым причинам пасовала и этот самый отчет предоставляла. Причем не формальный, а самый что ни на есть документальный, с фотографиями и графиками ЭКГ и научно- популярными рассказами. Разве что цветные картинки не рисовала. Еще в самом начале, когда отношения только формировались и надо было жестко указать на место светловской жене, у Жанны это как-то плохо получилось. Хотя обычно она отбивала любые мячи.
– Вы наш лечащий врач? Сашка вас описал очень близко к оригиналу, – деловито спросила жена Светлова, выловив Жанну в коридоре и проведя опознание. Кажется, это был третий или четвертый день после госпитализации ее мужа.
– Допустим, я врач, – строго ответила Жанна. – Что значит – описал меня и кто такой Сашка?
– Сашка – брат моего мужа, такой дундук в сером костюме. Он сказал, что вы молодая и строгая. И высокая. С очень приятным лицом. Про лицо – дело вкуса, а в остальном совпадение полное, – бесцеремонно пояснила эта особа.
– И что вы хотите от меня? – усмехнулась Жанна. То, что «дундук» в прекрасном сером костюме сказал, что у нее приятное (нет, ОЧЕНЬ приятное) лицо, почему-то моментально подняло Жанне настроение. Может быть, потому что и сам «дундук» был очень даже ничего.
– Что с моим мужем? Он придет в себя? – строго вопросила Лидия.
– Сейчас мы ждем положительных изменений, но пока сказать трудно, – начала было читать привычный текст Жанна, но Светлова перебила, поведя строптиво плечами.
– Какие изменения нам нужны? Чего мы вообще ждем?
– Трудно сказать. Нарушены мозговые связи, я уже вашему… м-м-м… кому-то говорила. Ожидать каких-то быстрых изменений невозможно. Нужна операция, тогда он, возможно, придет в себя. Но сейчас он еще слишком слаб.
– Операция? Еще одна? – удивленно и немного брезгливо осмотрелась вокруг себя красотка. – Здесь?
– А почему бы и нет? – удивилась Жанна.
– Так, понятно. Я так понимаю, мне надо его отсюда переводить, – кивнула она. – Ни памперсов, ни врачей нормальных. Скажите хоть, почему медсестры к нему так редко подходят?
– Когда надо, тогда и подходят, – отрезала Жанна. – И вообще, у меня прием родственников по средам с трех до четырех.
– Считайте, что сегодня среда, – невозмутимо продолжала мадам Светлова. – Я в среду все равно не смогу, у меня пилинг с трех до четырех.
– Вы издеваетесь?! – поразилась таким заявлениям Жанна.
– Что вы?! – саркастически улыбнулась Светлова. – В моем положении сохранение упаковки – тяжелая, практически невыполнимая работа. Скажите, а как у него состояние кожи? Мне показалось, ему нужен массаж. Я могу прислать сюда массажиста.
– Нет, это невозможно. Но я собираюсь назначить ему курс физиотерапии.
– Так назначьте, – фыркнула Лидия. – Может быть, нужно дать вам денег?
– Нет, спасибо, – холодно процедила Жанна.
– Почему? – удивилась та. – Вы что, не берете взятки? Это же глупо!
– Потому что медицина у нас бесплатная, – развела руками Жанна. Насчет взяток – это было не совсем правдой. Конечно, она их брала. И даже любила. Кто бы еще их давал! Но не так же вот, в открытую, при всем честном народе. И не за пациента, в положении и состоянии которого ну никакой динамики.
– Этот бред расскажете на страшном суде. А пока – вот вам конверт. Будем считать, тут мое заявление о назначении моему мужу личной сиделки. Я не могу сидеть тут целыми днями, пусть с ним все время кто-то будет. – И Лидия ловко сунула длинный и пухлый (ням-ням) конверт прямо в глубины истории болезни в руках Жанны.
– Невозможно! – возмутилась Жанна, попытавшись извлечь конверт обратно. Конверт, как заговоренный, совершенно потерялся среди анализов. Вцепился обеими руками за страницы.
– Ничего не хочу слышать. И еще, если что – у вас в истории есть мой телефон. Звоните мне или Сашке. Мы сразу все подвезем, – безапелляционно заявила красотка в «упаковке». – Лекарства, деньги, минералку. Что-то покрепче.
– Послушайте, девушка! – возопила Жанна, но от девушки остались рожки да ножки. Только вился по коридору аромат эксклюзивных духов. А в ординаторской, куда, плюясь и бурля от возмущения, Жанна влетела с намерением немедленно подать жалобу на имя главврача, обнаружилось, что в конверте лежит ни много ни мало две тысячи. И не рублей, а зеленых, шуршащих, пачкающих ручки свинцовой красочкой долларов. С тех пор Жанна терпеливо сносила все удары судьбы в виде ежедневных визитов мадам
