плацдарм для войны с Советской Россией представляла собою территория Эстонии.
В декабре 1918 года в Таллине появился английский военно-морской флот, затем военные миссии, которые помогли буржуазному правительству создать армию. На первых порах она терпела одно поражение за другим, и красные войска оказались на расстоянии нескольких переходов от Таллина. В самый критический момент через залив прибыли батальоны белофиннов и шведов, и хотя их численность была не так уж велика, однако они подняли в буржуазной армии воинственный дух, и она перешла в наступление. Красные войска, обессиленные долгими боями на других фронтах и трудностями снабжения, не сумели продолжить наступательное движение на Таллин и не смогли противостоять этому наступлению. Они стали отходить, потеряли Тапа и Раквере, а затем и Нарву, на юге же — Тарту, Валгу и Выру. И хотя они дважды пытались отбить Нарву, сделать этого им не удалось. Почти вся территория Эстонии, которую красные войска освободили в предыдущие месяцы, оказалась в феврале 1919 года под контролем буржуазного правительства. Советская власть в Эстонии потерпела поражение.
К этому времени относится создание на территории Эстонии северного белогвардейского корпуса, развернутого вскоре в армию царского генерала Юденича. Белогвардейцы предприняли из Нарвы поход на Петроград, но были отброшены и выбиты и из Пскова, которым им удалось овладеть в ходе наступления. 31 августа 1919 года Советская Россия предложила буржуазной Эстонии вступить в мирные переговоры, но не успели они начаться, как эстонская сторона под давлением западных империалистов прервала их.
Осенью Юденич предпринял второй поход на Петроград, и снова с ним сотрудничала белоэстонская армия, хотя Юденич не скрывал, что, взяв Петроград, он разгонит «картофельную республику», как он презрительно называл Эстонию. Когда же Юденич был наголову разгромлен Красной Армией, эстонская буржуазия, рискуя навлечь на себя недовольство империалистов Запада, согласилась на возобновление мирных переговоров с большевиками, поскольку силы ее иссякали. У нее не было больше ни людских, ни других ресурсов, в армию были призваны не только мужчины, но и юнцы, большая часть которых уже успела разбежаться. Против них нельзя было даже применить военно-полевые суды, поскольку они являлись несовершеннолетними и невоеннообязанными.
Дезертиры разнесли весть о действительном положении дел на фронте, о наступательном порыве красных, которых не удастся отбить. Все это заставило правителей буржуазной Эстонии сесть за стол мирных переговоров с Советской республикой. Они начались 5 декабря 1919 года в Тарту, протекали нелегко и негладко, но все же закончились успешно: сначала подписанием соглашения о перемирии, а 2 февраля 1920 года — подписанием договора о мире.
Советское правительство придавало этому миру большое значение. «Надо сделать все, чтобы избежать вторжения в Эстляндию, — писал в своем докладе Ленину Наркоминдел. — Это резко изменило бы настроение во всех маленьких государствах, с которыми мы ведем или собираемся вести переговоры, и сорвало бы эти соглашения, так как везде воскресло бы представление о нашем якобы „империализме“. Мирные переговоры сыграли громадную роль, убедив эстонское крестьянство и мещанство, что мы не хотим их завоевать…»
Ленин поддержал мнение Наркоминдела.[7] Учитывая международное значение заключаемого с Эстонией мира, а также в интересах перенесшего большие испытания трудового народа, Советское правительство пошло на уступки.
Условия договора были весьма благоприятными для эстонской буржуазии, она получила в свои владения не только «этнографические границы», то есть территорию, населенную эстонцами, но вдобавок — волости по ту сторону реки Наровы и в окрестностях города Печоры, населенные людьми других национальностей, в первую очередь русскими. Кроме того, Советская Россия отдавала правительству буржуазной Эстонии весь вложенный в Эстонию царской Россией капитал — в виде крупных предприятий и т. д., освободила ее от уплаты различных внешних долгов. Эстония получила 15 миллионов рублей золотом и концессию на лесоразработки. Советская сторона внесла предложение об урегулировании дальнейших экономических взаимоотношений, о заключении нового торгового договора, в котором предусматривались бы крупные заказы для судостроительных заводов и текстильных предприятий Эстонии, отчасти и для машиностроительных заводов.
Буржуазия, дорвавшись до власти, обогащалась с наглой жадностью, в то время как положение трудящихся становилось все более тяжелым. В стране поднялся ропот. Чтобы успокоить народ, буржуазия пообещала земельную реформу, которая нужна была верхам для того, чтобы обеспечить себе социальную базу против рабочего класса. Трудящиеся — ее заклятый враг, в этом отношении буржуазия не строила себе никаких иллюзий.
Другое дело — зажиточные хуторяне: получив землю из рук буржуазного правительства, они станут ее опорой в стране.
Рабочий класс видел, что положение его резко ухудшается, что буржуазия обогащается по принципу «после меня хоть потоп». Еще слишком живы были воспоминания о коротких днях свободы после Октября 1917 года. Однако соотношение сил было не в пользу трудящихся. Рабочий класс был ослаблен эвакуацией в годы мировой войны крупных предприятий, мобилизацией трудящихся в армию, разгулом белого террора. Но он боролся с исключительной самоотверженностью. Этой борьбой руководила загнанная в глубокое подполье Коммунистическая партия. Террор не в состоянии был воспрепятствовать стачкам, демонстрациям, митингам. Как гул в недрах вулкана предвещает извержение, так эти выступления рабочего класса предрекали грозные для буржуазии классовые бои.
В Таллине, на улице красной
Такова была общая политическая картина, когда семья мельника покинула Соо. Поселились мы в Таллине, на Красной улице, на последнем склоне Ласнамяэ перед Сыямяэским болотом. Начали с самого главного — с ремонта дома. Стояла еще зима, это, конечно, сильно усложняло работы, но откладывать их было просто невозможно. Помогал нам только один знакомый человек из деревни Соо, перебивавшийся случайными заработками. Это был невысокий мужчина, вечно куривший трубку, он и раньше помогал отцу в ремонте мельницы и даже заменял его, когда тот отлучался в город, что случалось раза два в год. Я с братьями помогал ему, в течение месяца нам удалось отремонтировать дом настолько, что можно было вселяться. Но предстояло пристроить еще комнату, сложить хлев.
Жилось нам трудно. Деньги, которые отец скопил за долгие годы, были израсходованы, а новых ждать было неоткуда. Старая корова давала молока мало, его хватало лишь для семьи. Поэтому первой заботой отца было купить еще корову, чтобы можно было продавать молоко и иметь какие-то деньги на текущие расходы. Вскоре такой случай представился. У наших соседей проживали люди, приехавшие в Таллин в конце войны из Сибири. Сосед хоть и согласился приютить их у себя, однако землей поделиться с ними не мог — клочок, который он арендовал у города, в состоянии был прокормить только его собственный скот. Поэтому приезжие и вынуждены были продать своих коров. Запросили они за них немало. Мать продала все, что имело хоть какую-нибудь цену, даже свадебные подарки — брошку, цепочку, колечко. Таким образом собрали сумму, которой хватило на покупку двух коров.
Так мы и устроили свою жизнь на новом месте по образцу той, какой жили все окрестные люди. Продавали молоко в городе. Жизнь, разумеется, была скудная. Все зависело от надоев молока, от времени года, от того, сколько удавалось заготовить сена. Как говорится, доходов было мало для настоящей жизни и много, чтобы помереть. Как-то жили, перебивались, без особых перспектив на богатство, но и не голодая.
Кроме сена мы выращивали картофель, под который распахали часть луга, работа эта оказалась весьма трудоемкой, ведь у нас не было орудий для разрыхления почвы, а она, покрытая жесткими переплетенными корнями травы, была как каменная.
Так была устроена жизнь и налажена работа, и тяжелая, и не очень, но повседневная и
