Только ты и я

вышла замуж, – это вполне современно.

– Иначе быть просто не могло, потому что вы – самые лучшие родители на свете! – воскликнула Мишель, заключая в объятия сразу и отца, и мать. – Я это знаю!

Ее сердце переполняла благодарность, и в то же время она чувствовала, как еще больше отдалилась от родителей. Теперь у нее появилось новое солнце, вокруг которого как планеты вращались ее мысли и с которым она должна была создать свою собственную вселенную, свой мир, открытый только им двоим.

Она чувствовала, что между ней и Рудольфом возникло нечто, понятное только им. Поэтому все ее слова, все объяснения будут даже для ее любящих родителей звучать детским лепетом. Ну как рассказать им о его надежности, его доброте, его чуткости – о тех качествах, которые она интуитивно угадывала в нем? И что бы ей сейчас ни говорили, как бы ни предостерегали – она могла только загадочно улыбаться в ответ, как человек, владеющий тайной.

Ну а если она ошиблась – другие ведь ошибаются? Но из-за этого «а если» отказываться от возможности быть счастливой сейчас – это ли не трусость? А трусость не заслуживает награды.

Руди едва дождался обеденного перерыва. Джон отдал ему свой черный «форд», и ровно в час Руди подрулил к назначенному месту, где его ждала Мишель. Она сошла с тротуара на проезжую часть и нетерпеливо всматривалась в проезжающие машины. Он лихо затормозил рядом с ней и потянулся, чтобы открыть дверцу.

– Здравствуй! – Мишель скользнула на сиденье рядом с ним и посмотрела на него сияющими глазами.

У Рудольфа часто забилось сердце. Он потянулся к ней, но Мишель мягко уклонилась.

– Руди, милый, если ты меня поцелуешь, мы отсюда не скоро сдвинемся, а здесь, кажется, запрещена стоянка. – Она ласково дотронулась пальцами до его щеки. – И сейчас перерыв – надо успеть посмотреть на твой сюрприз до двух. Мне ведь сегодня к половине третьего на занятия!

Говоря это, она смотрела на него с таким умоляющим выражением, что ему и в голову не пришло заподозрить ее в кокетстве. Выразительно вздохнув, он нажал газ.

Мишель предстояло убедиться, какой Руди великолепный шофер – он вел машину, умело маневрируя в самых сложных ситуациях. Он два раза выскользнул из пробок, он использовал объездные пути и ехал предельно быстро, но ей, хотя она терпеть не могла быструю езду, даже не пришло в голову испугаться. Может быть, потому что за рулем сидел он?

– Мои родители ждут нас в субботу, – объявила Мишель. – Что, испугался? Но ты сам этого хотел.

– Неужели у меня такой испуганный вид? – спросил он, взглядывая на себя в зеркало.

– Еще какой испуганный. Не переживай, я тоже буду волноваться, когда мы пойдем знакомиться с твоим отцом. Но мои родители совсем не страшные. Папа будет спрашивать тебя про Ирак – как-то он признался мне, что сам непременно митинговал бы против войны.

– А твоя мама – какая она?

– Зоя? Она мне как подруга. Я даже в детстве звала ее Зоей. Она очень тактичная, никогда не лезет в мои дела. По образованию она дизайнер, но забросила это дело и посвятила себя детям и мужу – и кажется, об этом не очень жалеет. Сейчас она два раза в неделю ведет кружок рисования для маленьких детей и вполне довольна. Так мне кажется, – добавила она осторожно, подумав, что никогда особенно не интересовалась внутренней жизнью мамы. А может быть, та тоскует по своей любимой работе? – Папа с мамой очень любят друг друга, – сказала она убежденно. – Есть еще старшая сестра, Мэгги, она все дни пропадает в школе. Ее стихия – учить детей математике. Она за меня переживает, и мы из-за этого ссоримся. Странно – когда ее нет рядом, я думаю о ней даже с нежностью, но когда мы сходимся лицом к лицу, то вечно ругаемся. Во мне словно просыпается черт. Сама не знаю почему.

– А мой брат, поскольку он старший, считает, что имеет право разговаривать со мной как с несмышленышем. По временам. Это удел всех младших детей – терпеть поучения старших, – усмехнулся Руди.

Скоро брови Мишель удивленно взмыли вверх – «форд» подъехал к очень хорошо известному ей дому на Тэвисток-плейс и притормозил у знакомого подъезда.

– Но тут живет Лора! Мы что – собираемся ее навестить?

– Не совсем. Идем со мной.

Они вошли в подъезд и поднялись на лифте на пятый этаж – предпоследний. На шестой, мансардный этаж вела винтовая лестница. Рудольф взял ее за руку и уверенно повел наверх.

Мишель все больше и больше изумлялась.

На верхней площадке было две двери. Остановившись перед той, что была слева, Руди вынул из кармана ключ и повернул его в замке. Потом толкнул дверь и придержал ее, пропуская Мишель вперед.

Она шагнула и сразу оказалась в довольно просторной комнате, в дальнем углу которой стояла широкая старинная кровать, у стены – платяной резной шкаф начала двадцатого века, а у окна – тоже старинное трюмо. Потолок в комнате был сводчатый.

– Я не понимаю… – Мишель с любопытством и немного растерянно обвела комнату взглядом. – Кто здесь живет?

– Я. Я снял эту квартиру вчера! – У него было такое смешное выражение – по-детски радостное и в то же время настороженное – как она к этому отнесется. – Мы можем жить здесь вдвоем… если ты захочешь, – добавил он, глядя ей прямо в глаза.

Он не стал говорить, что призвал на помощь все свое обаяние и заплатил двойную цену за то, чтобы снимавшая эту квартиру воспитательница детского сада спешно переехала в его квартиру, более дорогую. И переезд тоже, разумеется, оплатил он.

– Рядом с Лорой! Можно будет навещать ее каждый день! Я только думала о таком варианте, а ты уже сделал. Ох, Руди! – Она восторженно обхватила его ладонями за щеки. – Это ради меня? – И поцелуй, который не получился в машине, все-таки состоялся сейчас, в этой пустой мансарде с потертыми обоями грязно-коричневого цвета.

– Нет, но как же ты успел? И какой ты хитрый, – пробормотала она, неохотно высвобождаясь из его объятий. – Разве против такого я смогу устоять?

– Я видел, как ты за нее переживаешь, как тебе приходится все время разрываться. Тогда ты носилась по ее комнате, словно маленький циклон, и хотела успеть переделать все за десять минут, – сказал Руди. – А теперь миссис Фейн будет нашей соседкой, и ты, а не какая-то миссис Лауди возьмешь себе ее ключи. И сможешь навещать свою подругу, когда захочешь.

Мишель в экстазе закружилась по комнате, а Руди смотрел на нее и испытывал ни с чем не сравнимый душевный подъем. Хотелось прямо сейчас бежать и совершать самые головокружительные подвиги ради этой девушки. Ему казалось, что он сможет все, буквально все, чтобы только ее порадовать.

– Ты не мог сделать мне более сногсшибательный сюрприз! – снова и снова восклицала Мишель восторженно. – Только нам пора бежать. Не сердись, но я не хочу опоздать на занятия. Мне сейчас так странно, что я захотела играть в театре – словно это была не я… – Ее лицо стало серьезным. – Но мы успеем заглянуть к Лоре, поздороваться с ней и сообщить ей новость. Вот только обои здесь… – Она наморщила носик. – Ты говоришь, здесь жила воспитательница? Надо быть декаденткой, чтобы выбрать такие обои, или законченной мизантропкой. Надеюсь, ее расположение духа не отразилось на детях… Ну да ничего, мы наклеим новые и потолок покрасим сами, подумаешь, это совсем несложно.

– Но это еще не все, Мишель, ты не дослушала. В этой квартире позволено держать собак… Прежняя жилица держала здесь таксу, я сам видел.

Мишель, оглушив его восторженным визгом, повисла у него на шее. И Руди почувствовал себя таким счастливым, что ему казалось – проживи он сто лет, но такого ощущения безусловного счастья уже не повторится. Он подхватил ее на руки и закружил, и еще минута прошла в выражении восторгов.

– Я смогу взять сюда Даффи. Ты не представляешь, что он для меня значит. Я шесть лет назад вытащила его в лесу из ручья, он почти захлебнулся. А я не могла поверить, что есть еще люди, которые способны утопить щенков… Ну какой ты милый! – Она чмокнула его в нос.

– Это не я, это владелец квартиры, – скромно сказал Руди. – Но я решительно против, чтобы ты его целовала. Боюсь, что этого мне просто не перенести.

– Не бойся, я ограничусь словесной благодарностью…

– Такое чувство, словно я вижу сон. Мне никак не верится. Ну разве бывает такое счастье… –