разлетающимися седыми волосами, в зеленом пончо, да еще и закутанная в вязаный зеленый шарф.
– Милая моя! Такая радость тебя видеть!
Мишель чмокнула старушку в морщинистую щеку и сразу бросилась мимо нее к батарее и приложила руку.
– У вас опять холодно, Лора! Неужели снова отключили? Нет, греют, но слабо. Но ведь мы все оплатили на прошлой неделе! Опять пойду с ними скандалить!
– Прости меня, деточка, – сказала старушка, голос ее звучал глухо, словно из бочки, – но я на твои деньги купила корм для птиц. А потом… я не люблю, когда в квартире жарко.
– Ах, Лора! – укоризненно воскликнула Мишель. – До жары тут очень далеко.
– Они привыкли прилетать ко мне на окно и смотрят так удивленно, когда кормушка пустая, – продолжала старушка. – Сейчас я тебе покажу. – Она зачерпнула из пакета пригоршню какого-то семени и с неожиданной живостью подняла раму и высунулась чуть не по пояс наружу.
Руди даже дернулся, чтобы подхватить ее, – ему показалось, что старушка сейчас вывалится. Под окном у нее были прикреплены какие-то полочки и жердочки. Она звякнула в колокольчик, и тут же две птицы слетели вниз, сели на жердочку и стали клевать из кормушки.
Старушка торжествующе обернулась к ним. Она сама очень напоминала какую-то зеленую птичку. Ее взгляд остановился на Руди.
– Это мой друг, его зовут Руди. А это миссис Фейн, – представила Мишель.
– Зовите меня просто Лора, – церемонно произнесла старушка. Глаза у нее оказались очень светлыми и слезящимися, с нависшими веками, но взгляд был цепким и внимательным. – А он совсем не похож на Винса… Он тебе больше подходит, милая!
– Посмотрите, Лора, что я принесла. Надеюсь, вам понравится, – торопливо проговорила Мишель.
Но имя «Винс» успело проникнуть в сознание Руди и оставить в нем не очень приятный осадок.
Мишель первая прошла из кухни в комнату – судя по всему, единственную в квартире, и, вытащив из внутреннего кармана куртки пакетик, принялась выкладывать из него на стол какие-то лоскутки под восторженные восклицания Лоры. А Руди между тем с интересом огляделся. Комната была абсолютно зеленой: зеленые стены, шторы, накидки на кресло и диван, и даже дощатый пол был выкрашен зеленой краской. И повсюду – на креслах, диване, полках, пришпиленные к портьерам – сидели и висели множество лоскутных куколок. Их было много, и все разные: в шелковых, бархатных, газовых платьях, с волосами из золотой пряжи, и у каждой – Руди присмотрелся – на спине были крохотные прозрачные крылышки. И у каждой куклы было собственное выражение лица: веселое, грустное, лукавое, капризное, добродушное…
– Какая прелесть! – восклицала Лора, пока Руди рассматривал кукол. – Шифон. Гипюр! Парча! Где ты достала такие чудные ткани? Мне уже не терпится начать новую работу…
– Конечно же в театре – обрезков от всяких тканей там полным-полно. Я еще в следующий раз принесу золотой пряжи – из нее сделана борода у Просперо, я отщипну немного, будет совсем незаметно, – пообещала Мишель.
Лора с упоением принялась перебирать лоскутки. А Мишель, подмигнув Руди, стремительно пробежала на кухню и, сунув в рот лежавшую в вазочке конфету, принялась перемывать громоздившиеся в раковине кастрюльки. Она воскликнула:
– Руди! Всех этих кукол миссис Фейн сделала сама!
Она явно хотела, чтобы он выразил свое восхищение.
– У вас необыкновенное жилище, Лора, и куклы необыкновенные, просто попадаешь в сказку, – сказал Рудольф, впрочем, вполне искренне. Бабушка немного впала в детство и играет в куклы, но эта разновидность старческого слабоумия, наверное, самая приятная из всех.
– Спасибо, ты добрый мальчик. А в фей ты веришь? – спросила старушка внезапно.
– Э… как вам сказать… – Руди вспомнил, как отец читал ему «Питера Пэна». Когда-то он верил в фей, но эта вера едва ли перешагнула порог его семилетия. Впрочем, он вспомнил несколько случаев в Ираке, когда кому только ни молился… и феям, и ангелам, и Создателю… – В какой-то степени – да.
– В наше время, когда человек так бездушно губит природу, некоторые феи воплощаются в тела людей и живут среди нас, чтобы помешать этому, – сказала старушка. – Вот Мишель – одна из таких фей. Вот эти кружева я оставлю для Титании! Мишель покровительствует сама королева фей Титания, – пояснила она Рудольфу.
Бред, чистый бред – но такой приятный, домашний…
Руди перевел взгляд на Мишель, которая, закончив мыть посуду, стремительно носилась по крошечной кухне как маленький вихрь и терла шваброй линолеум. Она заговорщицки улыбнулась Руди. Ему стало неловко, что он стоит тут, как столб.
Он только хотел спросить старушку, не течет ли у нее кран в ванной, как Мишель сказала:
– Руди сразу понял, что я фея, потому и удостоился знакомства с вами! Лора, что принести в следующий раз?
– Но мы еще посидим и попьем какао, – спохватилась старушка. – Молодому человеку понравится мое какао.
– Лора, милая, нам пора идти, но я обязательно приду, и очень скоро. – Мишель натянула на запястья рукава свитера, которые закатала перед уборкой. Она разрумянилась и немного запыхалась, и, глядя на нее, Руди решил, что именно так выглядела бы фея, вздумай она воплотиться в человеческое тело, – маленькая, проворная, изящная.
Он даже поймал себя на мысли, что с удовольствием бы остался и попил какао в компании Мишель и ее чудаковатой приятельницы. Но Мишель явно спешила.
Они вышли в прихожую. С лица Лоры вдруг сбежала улыбка, и она с каким-то испугом притянула Мишель к себе за руки.
– Тебе грозит опасность! Тебя подстерегает убийца в черном! – воскликнула она, и Руди с жалостью увидел, как ее лицо задрожало.
Мишель удивленно округлила брови, но тут же успокаивающе засмеялась.
– Лора, меня правда подстерегает убийца, и правда в черном – на сцене. Это Шекспир. Ведь я играю леди Макдуф, и сцена кончается тем, что за мной гонится убийца. Вот именно это вам и представилось.
Но старушка ее не слушала, она пристально вглядывалась в лицо девушки. Но вот ее лицо несколько расслабилось.
– Все кончится хорошо. Тебя спасет фея Титания.
Простившись с Лорой, Мишель и Руди вышли на улицу. Мишель, не дожидаясь вопросов, заговорила первая, словно испугавшись, что он поспешит и выскажет поверхностное и ошибочное мнение.
– Правда, она очень милая? У нее иногда бывают странные фантазии, но абсолютно безобидные. Она проводит время за шитьем таких вот куколок. Это ее феи, и ей нравится окружать себя ими. Это ее мир, и Лора не может без него жить. Без кукол и без своего какао.
– Ты ей помогаешь? У нее нет родных? – спросил Руди.
Мишель несколько смутилась.
– Ее родные… очень занятые люди. Они хотели поместить ее в пансионат для престарелых, но Лора категорически не соглашалась, и они на нее обиделись и перестали приходить. Они решили, что она создает им проблемы. А я… всего лишь приношу ей лоскутики для ее кукол, да изредка мою посуду. Но, конечно, ей помогают социальные службы. Обеды приносят из общественной столовой. Заходит прикрепленная медсестра.
– Это очень благородно с твоей стороны, что ты ее не оставляешь.
Мишель громко фыркнула.
– Нет тут никакого благородства, – горячо возразила она, словно он обвинил ее в чем-то предосудительном. – Прежде всего, мне самой нравится общаться с Лорой. Я вообще люблю старых людей, а у меня нет своих бабушек и дедушек. Я даже иногда думаю, что хотела бы скорее состариться и иметь право на причуды. Но знаешь, – медленно проговорила она, – ведь чужим помогать легче, чем своим, ты согласен? Будь она моей родной бабушкой – как знать, возможно, она бы раздражала меня.
Она абсолютно права, подумал Руди и представил своего отца, как тот сидит ссутулившись, с неизменным бокалом джина, и сетует на свою неудавшуюся жизнь. Бесконечные жалобы и нежелание что-
