Почти никого не зная в этом городке, она не рассчитывала, что столкнется с каким-нибудь знакомым, да и в данный момент была совсем не расположена к светским разговорам.
Брет заглянул в ее багажник и увидел сухое молоко.
— О, да у вас новая диета! — воскликнул он.
— Простите, Брет, я тороплюсь, — сказала Ларк, не желая отвечать шуткой на шутку.
Она захлопнула багажник и, обогнув свою машину, уселась за руль. Она не успела еще захлопнуть дверь, когда Брет, шагнув к ней, оперся одной рукой о стекло, а другой — о крышу машины. Она повернула ключ зажигания, надеясь, что он поймет намек
— Мне надо кормить теленка, — сказала она.
— Чьего теленка? Натана? Я слышал — Натан в тюрьме?
— Совершенно верно, — сказала она. Что-то сверкнуло в его глазах, но тут же погасло. Или ей показалось?
— Не хотите еще раз сходить куда-нибудь? — спросил он.
Ей не хотелось огорчать его, но она чувствовала себя чересчур уставшей для того, чтобы рассыпаться перед ним в реверансах, так что некоторое время она даже не могла найтись, что ему ответить.
— Похоже, ваш ответ — “нет”?
— Брет, я… — ей все-таки хотелось как-то смягчить отказ.
— В тот раз, когда мы были в кино, вам понравилось?
Он пристально посмотрел на нее.
— Все было прекрасно, Брет, — сказала она и не соврала — но только это было до Натана.
Он кивнул с озабоченным выражением, потом сказал что-то, но она не поняла.
— Что? — переспросила она, думая о том, что где-то надо будет доставать хорошего адвоката, поручителя и вообще предпринимать все, чтобы вызволить Натана из тюрьмы.
— Я могу заехать на ферму к Натану по пути с работы. Вы будете там?
— Да, но я буду занята.
— О да. Конечно. Ладно.
Он попятился. Ларк захлопнула дверцу и поехала.
Жара стояла уже долго, и дом Натана раскалился, как духовка. Даже с раскрытыми окнами внутри было по меньшей мере вдвое жарче, чем снаружи.
Фиалки все еще стояли в стеклянной банке возле раковины и выглядели так, словно их только что сорвали с клумбы. И, несмотря на то, что дом выглядел заброшенным, так, словно кто-то, начав переселяться в него, исчез, не доведя дела до конца, здесь все равно чувствовалось присутствие Натана.
Ларк тщательно выполнила все инструкции по приготовлению сухого молока, указанные на пакете, наполнила бутылку, натянула на нее соску и направилась на пастбище.
Теленок увидел ее раньше, чем она успела увидеть его. Когда она подошла ближе, он, пытаясь дотянуться до бутылки, почти сбил ее с ног. Бутылку объемом в две кварты он опустошил меньше чем за тридцать секунд, а потом боднул Ларк, требуя еще.
Она погладила его по курчавому лбу, стараясь успокоить, но он абсолютно не пришел в восторг. Он хотел еще, а все остальное просто глупости.
— Материнские чувства никогда должным образом не ценятся, — сказала она неблагодарному малышу.
Он еще раз боднул ее, а потом стал тереться мокрым носом о край ее шорт, оставляя на них влажные следы.
Остальные коровы казались абсолютно спокойными — одни лежали группами, другие стоя жевали свою жвачку, третьи бродили среди травы. В общем — полное довольство. По крайней мере, хоть кто-то доволен. Ларк пошла к дому, осторожно переступив через провод электрической изгороди.
То, как Натан выглядел в тюрьме, не шло у нее из головы — униженный, избитый. На подходе к дому она почувствовала легкое головокружение и вспомнила, что сегодня целый день не ела.
Она поставила пустую бутылку на крыльце и присела на качели, сиденье которых было сплетено из ивовых прутьев, а вместо веера взяла журнал из стопки на полу. Журнал назывался “Континент”.
Ей почему-то вспомнился разговор местных жителей на заправочной станции, куда она еще в первый день заехала позвонить. Люди говорили, что Натан принимал участие в издании какого-то экологического журнала, и даже произнесли вслух его название “Континент”.
Она перелистала журнал. Он был напечатан на грубой бумаге, сделанной, скорее всего, из отходов, краска пахла, значит, скорее всего, она содержала соевое масло. Статьи представляли собой сообщения разных фермеров о своих успехах в разведении каких-либо видов животных или растений, встречались всякого рода рецепты и полезные советы. Была одна статья о почвосберегающем земледелии, и одна — о гуманном обращении с животными, и еще одна — о посадке деревьев. Были статьи о ротации сельскохозяйственных культур, о защите почвы от ветровой эрозии, о зонах охраны дикой природы.
Все статьи казались разумными, проникнутыми любовью к природе и вместе с тем — полезными, практичными. Но, насколько она смогла убедиться из собственного опыта пребывания здесь, все это было страшно далеко от среднего обывателя. Натан Сенатра и тут пытался плыть против течения.
Она еще раз перелистала журнал. На последних страницах была статья самого Натана — он писал о том, что последние несколько лет работал над выведением нового сорта карликового подсолнуха, который будет способен успешно переносить как жару, так и повышенную влажность и при этом иметь удвоенную продуктивность. Еще он писал, что семена для дальнейшего отбора проращивает в деревянных ящиках у себя дома в отдельном помещении.
“Боже мой”, — охнула она и снова перечитала эти строчки.
Чтобы вывести этот гибрид, он уже потратил несколько лет. Он уже почти получил то, что хотел, но надо было еще проделать кое-какую работу.
Боже мой! Ларк вспомнила об уничтоженной ею рассаде. Это была вовсе не марихуана, это были годы его напряженной работы. Понятно теперь, почему он был вне себя. И, несмотря на все это, он не только не убил ее на месте, он еще и возился с ней, как с ребенком.
Ей стало так стыдно за себя, что она не услышала, как рядом с домом остановился автомобиль и из него вышел Адам Трент.
Впервые за все время он был не в полицейской форме — он был в джинсах, ковбойских сапогах и рубашке-безрукавке из ткани “шамбрэ”. Его голые руки бугрились устрашающими мышцами.
До сих пор Ларк думала, что его форменная одежда была столь пугающа, но без нее он оказался еще страшнее. Он быстро огляделся, пересек двор, подошел к крыльцу и встал, поставив на него ногу и опершись рукой о перила.
“Какой суровый вид, — подумала она, — неужели он никогда не смеется? Невероятно. Он, кажется, не может себе позволить даже на мгновение, хоть на чуть-чуть утратить самоконтроль, никак не иначе”.
— Я чувствовал, что вы все еще здесь, — сказал он.
— Натана отпустят под залог? — спросила она, не обращая внимания на его замечание.
Она плохо представляла, как это делается. Знала только, что его не выпустят, пока кто-то не внесет залог.
— Нет. По крайней мере в течение еще трех дней.
Трех дней! Ей было отвратительно думать, что Натан может находиться там еще три дня.
— А поскольку речь идет об обвинении в убийстве, судья вообще может не разрешить отпустить его под залог, — добавил Трент.
Из зарослей вечнозеленого кустарника донеслось щебетание дроздов. Начинало темнеть. В последний раз Ларк сказала Натану, что не намерена помогать ему бежать, но сейчас эта идея показалась ей не такой уж плохой и к тому же вполне осуществимой. За ним ведь почти не следят, и она могла бы быстро и незаметно провести его мимо поста дежурного и…
— Вам нельзя больше оставаться здесь. — Реплика Трента прервала поток ее мыслей.
Ларк стала раскачиваться на качелях, пытаясь притвориться спокойной.
— Куда же мне деваться после того, как меня так грубо выставили из единственной гостиницы в городе?
