– Но ведь ты хочешь, чтобы я позировала в объятиях другого мужчины.
– Нет-нет-нет. – Она принадлежит ему одному – это так ясно прозвучало в его ответе. Она оживилась:
– О Огюст, почему же ты не сказал?
Говорил! Ему захотелось отшлепать ее, как ребенка, который перечит. Но они так хорошо сработались, она помогла ему в выполнении важных заказов. Замену ей будет трудно найти, это он понимал.
– Мы сделаем новую обнаженную фигуру, – сказал он. – Остальное придет в процессе работы.
– Ты не соединишь меня потом в пару?
– Я сказал «нет»! – Господи, как с ней трудно!
– Ты так поступил с «Вечной весной». Сначала лепил меня одну, как новый вариант «Данаиды», а затем дал мне пару. – Она словно обвиняла его в предательстве. – Огюст, ты не выставишь «Вечную весну»? Нет?
– Я уже послал копии Хэнли и Роберту Люису Стивенсону.
– Они не узнают меня?
– Никто тебя не узнает.
– Все узнают, – печально проговорила она. – Неужели ты не понимаешь, что если будешь так продолжать, то эти обнаженные пары оттолкнут покупателей.
– Я не уговаривал тебя идти ко мне в ученицы. Сочту нужным – выставлю «Вечную весну».
– В ней столько чувственности, я боюсь.
– Отлично. Значит, я на правильном пути. Теперь нам надо готовить ее для выставки.
– Для выставки? – Камилла была в растерянности. – Какой выставки? Ты мне ни слова не говорил.
Он пожал плечами: а почему он должен говорить? Он волен поступать как хочет.
Рассерженная его скрытностью, она выкрикнула:
– В один прекрасный день ты устроишь выставку под самым моим носом, и я не буду знать, пока мне не сообщит привратник!
– Так вот, мы намерены выставиться в Париже.
– Мы? Кто – мы?
– Клод Моне и я. В галерее Жоржа Пти[88].
– В этой прекрасной, просторной галерее у Марсова поля?
– Да. Жорж Пти считает, что хорошо бы открыть нашу выставку в следующем, 1889 году, одновременно со Всемирной.
– Какая великолепная идея! И ты молчал!
Огюст снова пожал плечами. Он не сообщил главного. Если выставка состоится, он не намерен приглашать на открытие ни ее, ни Розу. Зачем оказываться в нелепом положении?
– Ты уже решил, что будешь выставлять? – Решу, когда будет ясно, что готово.
– Решу, – передразнила его Камилла. – Новый Людовик XIV. А Моне?
– Он на все согласен. Мы друг другу не помеха.
– Галерея Жоржа Пти – очень ответственно.
– Посмотрим.
– Ты покажешь «Вечную весну»? Огюст промолчал.
– А если выставка состоится? – настаивала она.
– Да.
– Раз Роден говорит «да», я должна примириться. – Да.
– И «Граждан»? Их тоже?
– Не уверен.
– Они почти уже закончены. Уже и в глине, и в терракоте, и в гипсе. Надо показать непременно.
– Я сказал, еще не уверен. – И уже спокойнее добавил:-Дорогая, у нас совсем мало времени. Мне нужно проверить, что готово, и нужна твоя помощь.
– А как же с обнаженной фигурой, для которой ты хотел, чтобы я сейчас позировала?
– Потом. – Он взял ее руки, нежно их сжал. – Камилла, ты умная и красивая, ты скульптор, наделенный истинным чувством и пониманием. Не будем об этом забывать.
Она стояла в замешательстве и желала одного – чтобы он не выпускал ее из объятий.
– Ну вот, выяснили, что у нас готово к выставке. Теперь ты можешь закончить мой бюст, который начала. Если тебе хочется, я его выставлю. Обещаю.
Полная гордости и стыдясь, что могла усомниться в его любви, Камилла сказала:
