русского императора. И, наконец, в течение многих лет монахини Ордена святого сердца.
– А кто живет теперь?
– Айседора Дункан, де Макс, Матисс. У них тут мастерские. И моя жена.
Огюсту нравилась Айседора. Она сильно изменилась после их первой встречи, стала женственней и безрассудней. Ходили слухи, что у нее столько же любовников, как у него любовниц. Огюст чувствовал, что она все еще мечтает о нем, и не только из-за его славы, и сожалеет о первой неудачной встрече. Но теперь он слишком стар. После Камиллы у него больше не было молодых любовниц.
Рильке сказал:
– Нижний этаж сдается, но за дорогую цену. – Я сниму. Узнайте, когда я могу переехать. Рильке это немного обидело, хотелось возразить:
«Я вам больше не секретарь, не слуга», но у мэтра был такой властный вид, что поэт сказал:
– Будет чудесно, если вы поселитесь здесь, неподалеку от могилы Наполеона. Наполеон и Роден, – добавил Рильке, раздумывая над этим сравнением. – Наполеон пытался разрушить мир и переделать его своими сильными руками, а вы из мягкой глины создали целую вселенную, населенную реальными людьми. И для меня, мэтр, ваши руки обладают большей силой.
– Спасибо, Райнер, вы очень любезны, но имя Наполеона будет жить в веках.
– Сомневаюсь. Мы уже никогда не почувствуем силу его рук, а плодами ваших рук люди будут наслаждаться всегда.
Огюст скептически улыбнулся.
– Сейчас мне хочется только одного, – сказал он, – поселиться в отеле Бирон и снова приняться за работу.
2
Однако переселиться в отель Бирон удалось только в 1908 году. И хотя он надеялся прожить тут до конца жизни, его друг и соседка Айседора Дункан не разделяла этих надежд. Они стояли в ротонде, выходящей окнами в сад, на первом этаже, который Огюст снял за пять тысяч девятьсот франков в год. Отсюда открывался красивый вид. Огюст спросил о причине ее сомнений.
Айседора ответила:
– С тех пор как республика отобрала дворец у Ордена святого сердца, многие требуют, чтобы он был продан. Я слышу об этом все время, когда у меня собираются гости. Говорят, будто на моих вечерах совершаются кощунства.
– Я хочу работать. Я слишком стар, чтобы принимать гостей.
Айседора действительно устраивала оргии, подчас слишком шумные и буйные.
– Конечно, Огюст, мы не будем вам мешать. Пожалуй, подумал он. Айседора была вечно в разъездах: Германия, Греция, Россия, Америка, Англия, – одному богу известно, куда отправится в следующий раз!
Огюст начал работать и скоро обжился в отеле. Айседора и де Макс заглядывали к нему время от времени, но не мешали, когда он работал, а Матисс держался обособленно – он организовал в отеле Бирон Академию Матисса. Огюст развесил в своей новой мастерской картины любимых художников: Каррьера, Ван-Гога, Моне и Ренуара. Он перевез сюда торс, подаренный ему греческим королем, и много своих мраморов; отель Бирон стал его главным местожительством в Париже.
Розу огорчил этот переезд. Огюст с гордостью водил ее по отелю Бирон, а она думала, что он возвращается к прошлому. Кто его новая любовь? Ничто здесь не говорило о присутствии женщины. Вопрос этот так волновал Розу, что она вдруг спросила:
– Ты собираешься здесь только работать, Огюст? Он нахмурился. Пора бы ей отучиться задавать вопросы, на которые не будет ответа.
– Меня беспокоит маленький Огюст. Он стал настоящим бродягой, старьевщиком, – сказала Роза.
– Это его дело.
– Если ты попросишь его жить с нами в Медоне, он еще может стать человеком.
– Он никогда не станет человеком.
Огюст оставил ее просьбу без внимания, но отвез Розу в Медон в кабриолете. Это было дорогим удовольствием, и Роза ужаснулась, когда услышала цену.
3
Президент Фальер[135] принял Родена в Елисейском дворце. В приглашении говорилось: «…чтобы выразить уважение мосье Родену за его вклад в искусство Франции». Президент республики рассказывал ему о письмах, адресованных просто: «Огюсту Родену, Франция», когда женщина средних лет настойчиво попросила познакомить ее со скульптором. Она представилась Огюсту как герцогиня де Шуазель. Герцогиня была американкой, замужем за французом, из старинной знатной семьи. Огюст стоял посреди роскошного ярко освещенного зала. Герцогиня оживленно болтала о его «выдающихся произведениях», а он думал, что этот светский салон мало отличается от тех, которые существовали при старом режиме. Тут было столько грудей, украшенных орденами, столько увешанных драгоценностями женщин, столько титулованной знати – куда больше, чем республиканцев, – и так много условностей и помпы, что даже неглупые люди в этой обстановке казались напыщенными и пустыми. Но Огюст не мог уйти. Герцогиня одолевала его вниманием. Видимо, ей искренне нравились его скульптуры.
– Мэтр, это счастливейший день в моей жизни! – воскликнула она. – Я так давно мечтала познакомиться с вами, поэтому и пришла на прием.
Вначале он был недоверчив, но она все твердила, что Огюст Роден – единственная причина, заставившая ее прийти сюда, и он почти поверил. Ему нравился такой интерес к его особе. Герцогиня де Шуазель проникновенно говорила о его скульптурах, казалось, она наизусть знает их перечень. Он стал внимательно присматриваться к ней. Это была довольно стройная женщина средних лет с острыми чертами лица, тонким, несколько вздернутым носом, крашеными волосами, нарумяненная и напудренная. Герцогиня
