– С вами очень приятно танцевать. Но в первую очередь вы музыкант, а потом уж кавалер.
Что верно, то верно, подумал Вольфганг, он может шутить с графиней, он даже может танцевать с ней, но жениться ни на ней и ни на ком другом из ее круга не имеет права.
36
К восемнадцати годам Вольфганг уже имел некоторый опыт ухаживания за девушками.
Он было остановил свой выбор на Терезе Баризани, за которой ухаживал и прежде, – она дарила его своим вниманием, но после Барбары казалась малопривлекательной. Несколько вечеров он провел в обществе Урсулы Хагенауэр, девушки несравненно более миловидной, но они слишком давно и хорошо знали друг друга, и он относился к ней почти как к сестре. Ему нравилась и Луиза фон Робиниг, только она была чересчур чопорна.
Графини Лютцов и Лодрон были куда более привлекательны. Они добились для Вольфганга разрешения давать уроки, и он проникся к ним еще большей симпатией. Графиня Лютцов одевалась по последней моде, лицо ее все еще было красивым, несмотря на впалые щеки и слишком острый подбородок, разговор отличался остроумием, и она понимала музыку. Графиня часто говорила ему комплименты, и без тени кокетства. И хотя это была весьма приятная дружба, Вольфганг предпочел бы более романтичные отношения.
Графиня Лодрон не отличалась такой красотой и умом, но обладала природным очарованием, напоминавшим ему графиню ван Эйк; покровительствуя Вольфгангу, она держалась так, словно честь делали ей. Однако ей хотелось влиять на него и в нравственном отношении, и это ограничивало свободу общения.
По характеру Вольфганг был юношей увлекающимся и в любое дело вкладывал всю душу, но ничто не захватывало его целиком. Однако Зальцбург, этот провинциальный по сравнению с Веной, Миланом и Парижем церковный городок, начинал занимать в его жизни место более значительное, чем ему того хотелось бы.
Михаэль Гайдн устраивал вечер струнных квартетов, и Вольфганг обрадовался, узнав, что Гайдн предполагает включить в программу концерта квартеты своего брата Иосифа. Еще в Вене Вольфганг слышал квартеты этого композитора и был покорен их красотой и своеобразием.
А новые квартеты Иосифа Гайдна превосходили прежние. Вольфганг немедленно проникся их духом. Они начинались просто, но таили в себе массу откровений, массу вдохновенных и искрящихся жизнерадостностью пассажей.
– Нет, вы посмотрите! – Вольфганг вне себя от восторга изучал партитуру квартета, который только что исполнили он, Папа, Шахтнер и Гайдн. – Тут есть чему поучиться. Благодарю вас, господин Гайдн! – Внезапно Михаэль Гайдн превратился из пьяницы и лентяя, как утверждал Папа, в музыканта с отличным вкусом.
– Скажите, а нет ли у вас симфоний вашего брата?
– Есть несколько.
– Можно взглянуть?
Гайдн вопросительно посмотрел на Леопольда, но тот сказал:
– Вольфганг достаточно взрослый и вполне подготовлен, чтобы решать самому.
Вольфганг нетерпеливо листал ноты Иосифа Гайдна. Симфонии оказались естественным продолжением его квартетов. Вольфганг пришел в восхищение, словно обнаружил вдруг звезду невиданного дотоле блеска и красоты, и в то же время проникся благоговейным трепетом, потрясенный силой ее сияния. У этой музыки был свой собственный голос, уверенный голос, заставлявший прислушиваться.
– Скажите, господин Гайдн, ваш брат бывает в Вене?
– Когда разрешает его хозяин, князь Эстергази. Вольфганг ушам своим не поверил.
– Иосиф не может отлучиться даже на день без разрешения князя.
– Мне так хотелось бы с ним познакомиться.
– Думаю, что и ему тоже.
– Вы, правда, так думаете, господин Гайдн? – удивился Вольфганг.
– Мне кажется, он был бы очень рад, – негромко сказал Михаэль Гайдн.
А Вольфганг скромно прибавил:
– Он оказал бы мне большую честь.
Новый подъем чувств вернул его к жизни. Мелодии возникали одна за другой, и постепенно он забыл боль, причиненную Барбарой фон Мельк, и неудачные поиски новой любви. Теперь он делил свою работу на две части: музыку, которую сочинял для себя, и вещи, которые писал по чьему-либо заказу. Колоредо нуждался в музыке для исполнения на банкетах, и Вольфганг послушно сочинял легкие, грациозные серенады. Для графини Лодрон он сочинял изящные, очаровательные сонаты. Они вызывали восторг, но сам он считал их сносными, не более того. Полное удовлетворение он получал, лишь сочиняя для себя. Тут он испытывал особый прилив энергии. Так было, когда он сочинял шесть квартетов, подобных квартетам Иосифа Гайдна. Ему приходилось нелегко, он сомневался, что когда-нибудь сумеет сравняться с Гайдном.
Закончив квартеты, он тут же показал их Папе, но Папино суждение его удивило. Обычно Папа сразу одобрял его сочинения, но на этот раз почему-то нахмурился.
– Они вам не нравятся? – воскликнул Вольфганг. Леопольд недоумевал. Он обнаружил в этих квартетах несвойственные Вольфгангу грустные мотивы, и это обеспокоило его. Но даже печальные темы были изложены с вдохновенной красотой. И хотя все они отличались прекрасным построением, с характерной для Вольфганга ясностью и точностью, слишком многое, очевидно, было заимствовано у Иосифа Гайдна, причем написанная в подражание музыка получилась довольно посредственной; и Леопольд вдруг попил: хоти Вольфганга больше не назовешь вундеркиндом, как композитор он пока еще себя пе нашел. Но упомянуть oб этом нужно осторожнее.
– Почему они не нравятся вам, Папа?
– Трудно сказать.
Леопольд замолчал. Иногда легче подыскать музыкальную фразу, чем выразить мысль в словах.
– Они хуже гайдновских?
– Иосифу Гайдну за сорок. По словам его брата, он работал над квартетами много лет. А для тебя это новая форма.
– И вы считаете, что я ею еще не овладел?
– Я этого не говорил.
– Но вы так думаете, Папа, ведь я уже не мальчик.
– Ты уже давно не мальчик. Почему бы тебе снова не приняться за симфонии? Ты написал их достаточно и полностью овладел формой. Ре-мажорная, созданная по возвращении из Италии, прекрасна. Напиши еще одну в том же роде, использовав все почерпнутое у Гайдна. Если она мне понравится, я добьюсь, чтобы ее здесь исполнили.
– Только в том случае, если понравится? – В голосе Вольфганга прозвучала насмешка.
Леопольд был потрясен. Что случилось с сыном? Неужели он озлобился и против него?
– Папа, вы тут ни при чем, просто мне надоело угождать чужим вкусам.
– И даже моему?
Вольфганг чуть не крикнул: «Чему бы то ни было!» Но разве можно обидеть Папу? Папа всегда старался казаться неуязвимым именно потому, что в душе был легко раним.
– Значит, вам понравилась моя итальянская ре-мажорная симфония?
– Я от нее просто в восторге! Сочинял бы такие симфонии, как и подобает немецкому композитору, смог бы выразить в них свои чувства и в то же время угодить другим.
– Но вы забываете, что Колоредо нравится только итальянская музыка.
– Так ты и пиши в итальянской манере. Три части – быстрая, медленная и снова быстрая, и в каждой выражай свои собственные идеи. Если архиепископ останется доволен, а это наверняка так и будет, то он
