– А что говорили в Зальцбурге о смерти Моцарта? Господин Рааб пожал плечами.
– Ничего. Смерть косила в те дни многих. Да и в наше время мало что изменилось. Больше половины венцев не доживают до двадцати лет. Тиф, оспа, дизентерия и чахотка свирепствуют в Вене. Поэтому я и живу здесь.
– Говорят, Моцарт умер от болезни почек.
– От чего бы ни умер, какая разница! У нас тут говорили, что от нервной лихорадки. Мало ли что выдумают доктора, лишь бы скрыть свое невежество. Вы окажете нам большую честь, господин Отис, если посетите наш концерт.
Пока Рааб писал им адрес, Джэсон приметил сидящего у двери человека, который не спускал с них взгляда. Джэсон с беспокойством спросил у Рааба:
– Кто это?
– Один из постояльцев.
– Уж не следит ли он за мной?
– У вас разве нелады с властями? – встревожился хозяин.
– Нет, – вмешалась Дебора. – Просто нас обокрали в Вене, вполне понятно, что муж остерегается.
– В Вене это часто случается, – сказал Рааб. – У нас в Зальцбурге больше порядка. У меня приличная гостиница. Я не сдаю комнат кому попало.
Незнакомец не двигался с места.
– Как его имя, вы не знаете? – спросил Джэсон.
– Бош. Он приехал в один день с вами. И снял комнату под вашей. Скажите, господин Отис, вы находитесь под надзором властей? Неприятности мне ни к чему.
– Меня привела сюда любовь к музыке. Что тут может быть предосудительного?
– Кто знает. В наши дни полиция строго следит за всем.
– Соблюдать осторожность разумно, – похвалила Дебора. – У вас много постояльцев в это время года?
– Нет, мало. Но у нас часто останавливаются проездом в Линц, Вену, Инсбрук, Аугсбург и даже Мангейм и Мюнхен. Видимо, господин Бош впервые видит американцев, потому и любопытствует. Многие жители Зальцбурга в жизни не встречали американцев.
– Я вам нужен, господин Отис? – раздалось у Джэсона над ухом.
Джэсон вздрогнул. Откуда появился Ганс? Уж не подслушивал ли он их разговор?
– Чего тебе надо? – холодно спросил Джэсон.
– У меня в Зальцбурге есть друзья, господин Отис, я хотел бы с ними повидаться.
– Ты же говорил, что никогда здесь не бывал.
– Это сущая правда, господин Отис. Они переехали сюда из Мангейма.
– А ты знаешь вон того господина? – спросила Дебора.
– Никогда не встречал! – Ганс был сама правдивость. И, тем не менее, Дебора могла поклясться, что они обменялись взглядами.
– Вечером ты нам понадобишься, – сказал Джэсон, – повезешь нас на концерт, а сейчас иди.
Доктор Фредюнг жил в красивом доме у подножия Ноннберга, неподалеку от Констанцы, и Рааб встретил Джэсона и Дебору у дверей. Хозяин поджидал их в музыкальной комнате, где были расставлены кресла для большого числа гостей.
Гостеприимный доктор не скрывал своего удовольствия и объявил, что присутствие американских гостей на столь скромном музыкальном собрании для него большая честь.
Джэсон обратил внимание на сильные и гибкие руки Фредюнга, скорее руки музыканта, чем врача. Невысокий, как большинство венцев, Фредюнг был в возрасте Рааба и, несмотря на белые как снег волосы, выглядел моложе хозяина гостиницы и отличался удивительным для семидесятилетнего старика свежим цветом лица.
Большой поклонник Моцарта, доктор Фредюнг избрал для концерта три его сочинения: контрданс си- бемоль мажор, дивертисмент си-бемоль мажор и симфонию си-бемоль мажор.
– Все эти вещи написаны в Зальцбурге, – сказал Рааб, усаживаясь рядом с Деборой и Джэсоном.
– Отчего он выбрал вещи в одной тональности? – спросил Джэсон.
– Это упрощает исполнение. Доктор предпочитает не рисковать.
– А разве вы не будете играть? – удивился Джэсон.
– У меня что-то с желудком.
– Может быть, вам стоит лечь в постель?
– Нет. Колики и другие желудочные болезни не редкость в нашем городе. К тому же доктор считает, что хорошая музыка лучшее лекарство.
Впервые музыка Моцарта оставила Джэсона равнодушным. Фредюнг чрезмерно бурно дирижировал, а музыканты проявили полную беспомощность. Рааб был снисходителен, назвав музыкантов любителями, скорее они были просто нерадивыми учениками. Однако после концерта Фредюнг, как должное, принимал аплодисменты, и Джэсон подумал: чего тут терзаться, надо хвалить, да и все тут. И он подтолкнул Дебору, с
