– Я попытаюсь это устроить. Мой знакомый служитель выздоровел, я увижусь с ним сегодня на собрании ложи.
– Вы масон? – удивился Джэсон.
– Член ложи Трех Орлов, – гордо объявил Эрнест. – Моцарт тоже был братом-масоном.
– Мне казалось, масонство в Европе находится под запретом.
– Оно всегда было под запретом. В одни времена больше, в другие меньше.
– А сейчас?
– Мы стараемся соблюдать осторожность. Пока мы не вмешиваемся в политику, нас не трогают.
– Меня предупредили, что мои поиски носят политический характер.
– Несомненно! – отозвался Мюллер. – Поэтому вы и попали в список подозрительных лиц. Все, что бы вы ни обнаружили, в Вене будет под запретом, но как только вы возвратитесь в Бостон, вы сможете предать все это гласности. Никто вам не помешает.
– Я по-прежнему мало знаю об обстоятельствах похорон. Софи сказала, что на кладбище отправились Зюсмайер, Сальери, ван Свитен, Дейнер, Альбрехтсбергер, Готлиб и она сама.
– Альбрехтсбергера, ван Свитена и Зюсмайера уже нет в живых, – сказал Эрнест.
– А Анна Готлиб? Вы знаете, кто она?
– Еще бы! Одна из лучших актрис в империи. Не знаю, почему я о ней забыл. Ходили слухи, будто она любила Моцарта.
– Вы с ней знакомы? – спросила Дебора.
– Я сам нет, но знаю людей, которые с ней знакомы. Я спрошу, живет ли она сейчас в Вене. Она много гастролирует, получает много ангажементов.
– Сейчас мне важнее всего встретиться с Дейнером.
– А Веберы не знают, жив ли Дейнер?
– Нет, Софи только помнит, что таверна его находилась на Карнтнерштрассе. Я обыскал всю улицу, но так и не нашел ее. По словам Софи, таверна «Серебряный змей» пользовалась большой известностью.
– Да нет же, таверна называлась «Золотой змей»! Она и вправду была на Карнтнерштрассе, внизу, в подвале. Моцарт ее посещал. Мне кажется, никуда она не делась, хотя сам я теперь редко посещаю таверны.
– «Золотой змей», – повторил Джэсон. – Поблизости от Раухенштейнгассе.
– Да, да. Дейнер действительно может оказаться важным свидетелем. И Анна Готлиб тоже. Мне пора идти. Встретимся здесь через неделю.
И Эрнест удалился своей по-прежнему живой и стремительной походкой.
37. Йозеф Дейнер
На следующий день Джэсон явился к Гробу, не сомневаясь, что тут же получит тысячу гульденов. Но банкир заявил:
– Не хочу быть невежливым, но боюсь, что это нарушит условия господина Пикеринга, который оговорил, что сумму эту следует выплатить его дочери…
– Мы оба имеем право распоряжаться деньгами, – вмешалась Дебора. – Если вы против, я подыщу себе другого банкира. – Обеспокоенный банкир принялся уверять, что он не хотел никого обидеть; что он дорожит их дружбой и, несомненно, постарается угодить госпоже Отис. Но Дебора, к удивлению Джэсона, проявила твердость и потребовала перевести тысячу гульденов на имя мужа.
– Пользуйся ими по своему усмотрению, – прибавила она.
– Я хочу забрать наличными остаток в триста гульденов. Тысячу гульденов я заберу у вас при отъезде из Вены.
– Вы уже точно назначили свой отъезд на первое июня?
– Губер не разрешает нам оставаться дольше.
– Теперь-то он будет к вам более снисходителен, – сказал Гроб. – Я упомянул о тысяче гульденов, и это произвело на него впечатление. Деньги уважают все, даже полицейские чиновники. Если вы займетесь только ораторией, а политические дела оставите в покое, уверяю вас, неприятностей не будет. Ко мне заходил Шиндлер узнать, лежит ли у меня сумма на имя Бетховена, и сказал, что Бетховен вновь принялся за ораторию. Как и всем нам, без денег ему не обойтись.
Таверна, действительно, находилась рядом с Раухенштейнгассе, но отыскать ее оказалось делом нелегким. Дбора с трудом разобрала надпись старинными готическими буквами, толстый слой пыли покрывал вывеску, а маленькая, едва различимая стрелка указывала вниз.
Они спустились по темной лестнице и, к своему удивлению, оказались в хорошо освещенном, просторном зале, где все говорило о старине. За столами сидело несколько посетителей.
– Это таверна Дейнера? – спросил Джэсон у слуги.
– Дейнер бывает здесь только по вечерам. Что ему передать?
– Когда вы его ждете?
– Около восьми вечера. Смотря каких он ждет сегодня гостей. Сюда приходит много музыкантов, хотя меньше, чем во времена Моцарта.
– А Сальери тоже сюда заходил? – поинтересовался Джэсон.
