Джэсон сел за фортепьяно, но музыка Моцарта, всегда служившая для них утешением, на этот раз не принесла облегчения. Мюллер сидел, погруженный в грустные раздумья. Джэсон впервые видел его таким печальным, морщинистое лицо музыканта с сухой, как пергамент, кожей выглядело посмертной маской. Сбившись с такта, Джэсон смущенно остановился, а Мюллер в гневе воскликнул:
– Зачем вы пришли ко мне? Показать, что ничему не научились? Вам следует заняться гаммами.
– Вы болели? – спросил Джэсон.
– Старость тоже болезнь, – раздраженно ответил Мюллер. – Зачем вы играете так громко? Я ведь не Бетховен. Не страдаю глухотой.
– А он глухой?
– Только американец может быть столь невежественным. Когда вы назначили свой отъезд?
– Я еще не решил, следует ли мне жениться на Деборе.
– С ней вы сможете посетить Вену.
– Не потому ли вы просили ее отца дать вам денег взаймы?
– Я мог при этом представить рекомендацию таких людей, как Джон Адамс и Томас Джефферсон. Оба эти джентльмена обладают одним общим свойством – они поклонники музыки. Они приобрели у меня немало сочинений, эти два отставных президента. К сожалению, я не знал, что Пикеринг в душе тори и ненавидит их.
Но Джэсон продолжал смотреть на старика недоверчивым взглядом.
– Зачем вы рассказали Деборе обстоятельства смерти Моцарта? Вы предполагали, что мы с ней поженимся?
– Она бы все равно узнала. Получи я от ее отца ссуду, вам не пришлось бы на ней жениться.
Джэсон был в растерянности.
– Не придавайте значения пустякам. Живите чувствами, а не рассудком. Как это делал Моцарт.
– Вы сами говорили, что он мог бы сделать более удачный выбор.
– Констанца Вебер была бедной невестой. А вам посчастливилось заполучить богатую наследницу, которая к тому же красива, умна и…
– И деспотична.
– Тут многое зависит от вас. Она вас искренне любит.
– Ей просто хочется выйти замуж.
– Многие мужья начинали с меньшего и, тем не менее, были счастливы в браке.
– Но вы никогда не были женаты!
– Откуда вам знать? Разве я это говорил?
– Такое не скроешь.
– Господин Отис, не поддавайтесь минутному чувству, которое может все погубить. В Вене вам придется столкнуться с куда более серьезными вещами. Что же мне написать брату? Что вы не приедете?
– Дебора не верит в успех моей поездки.
– Попробуйте ее переубедить. Если это удастся, то удастся и другое.
Но сколько жертв она потребует взамен? Хотя Джэсона и возмущало, как ловко она сумела настоять на своем, он понимал: ему следует проявить характер и доказать ей, что он не просто игрушка в ее руках, несмотря на притягательную силу ее красоты и молодости.
Мюллер с трудом поднялся с кресла. Боль мучила его, но он был исполнен решимости не поддаваться болезни и убедить Джэсона в необходимости поездки.
– Брат написал мне, что господин Бетховен еще немного слышит левым ухом. Я вам завидую, господин Отис. Дебора Пикеринг может стать вам нежной и преданной женой. А без женитьбы на ней вам ничего не добиться.
– Да, да, я согласен с вами. Только бы ваше здоровье поправилось.
– Моцарт не раз шел на уступки. Часто, чтобы заручиться покровительством императора, ему приходилось брать плохих певцов, да и переписывать арии им в угоду. Прошу вас, поезжайте! Пока я еще на ногах!
– Я буду писать вам, господин Мюллер. Обещаю.
– Разумеется. И помните, никому нельзя доверять целиком.
– Я постараюсь добиться истины.
– Знайте также, что вы неизбежно наживете врагов.
– До свиданья, маэстро. – Джэсон порывисто обнял старика. Он почувствовал, как тот задрожал в его объятиях, и тут же отстранился.
– Помните, люди слышат лишь то, что хотят услышать, – напомнил Мюллер и поскорее выпроводил Джэсона из музыкальной комнаты, опасаясь как бы расставание не стало для него слишком мучительным.
После свадьбы Дебора переехала в небольшой кирпичный домик Джэсона, хотя считала его непригодным для постоянной жизни, слишком уж он был скромным и непритязательным. Она рассматривала его как временное прибежище, пока они не выстроят новый особняк по ее вкусу, но Джэсон не мог
