— Не желаете, так не надо. Уговаривать не намерен. — Вдруг ему сделалось страшно жалко себя, и он сказал почти жалобно: — Хотелось мне для вас… Я свою жизнь прожил несчастливо…
Игорь поднял брови.
— Ты несчастливо?.. А я, папа, думал, что наоборот. «Что он имеет в виду?» — спросил себя Орест Иванович.
И сказал уже холодно:
— Чем-то я вам не подхожу. Не пойму только, чем. Может, они графы какие-нибудь или князья?
— Какие графы! Ленкин дед политкаторжанин. В Александровском централе сидел.
Выпитый коньяк давал себя знать. Орест Иванович заводился, что с ним бывало очень редко.
— Что-то не похоже, что в централе… Тоже небось артист какой-нибудь.
— Ну, знаешь!..
— Я ведь вроде неплохо к вам относился, — продолжал Орест Иванович. — Терпел, пока вы тут незарегистрированные крутились. И сейчас в ваши дела не мешаюсь, не смотрю, чего вы там едите, пьете. Пусть f воя супруга спасибо скажет, что я ни разу от телефона ее не турнул, когда она болтает по часу.
— Может и не болтать, — угрюмо сказал Игорь.
— Да это ладно: у телефона — так, по крайней мере, дома, на глазах. А сейчас вот она к подружке какой-то помчалась? Ты уверен?..
Это уже был запрещенный прием. Игорь сначала побледнел, потом порозовел.
— Набрался ты, — сказал он очень хмуро. — А то уж и не знаю, как мне тебя понять.
Орест Иванович отвернулся. Он уже и сам догадался, что наговорил лишнего. Но ему очень жаль было самого себя. Он в эти минуты искренне желал, чтобы Лена действительно подалась бы куда-то на сторону и они с Игорем опять остались бы вдвоем.
На минуту Орест Иванович стряхнул с себя хмель.
— Ты мог бы мне раньше сказать, что у нее дед с революционным прошлым.
— А что это меняет? — добродушно спросил Игорь. — Не вздумай рекламу делать, а то мне первому попадет.
…Да, странная это была, с точки зрения Ореста Ивановича, семья. Тем сильнее был его интерес к ней, желание хоть краем глаза поглядеть, узнать, чем там дышат.
В одну из суббот к Оресту Ивановичу привели самую младшую представительницу странного семейства, шестилетнюю Аллочку: Лена и ее мама хоронили кого-то из знакомых на Востряковском кладбище.
Это была худенькая, как мать, девочка с вывернутыми внутрь коленочками. На кудрявой голове был укреплен роскошный бант. Она увидела в коридоре черный, вращающийся табурет, сидя на котором Орест Иванович всегда обувался, и спросила:
— А где же у вас рояль от этой тумбочки?
Она не раскапризничалась, когда ее оставили вдвоем с незнакомым человеком. Она даже попыталась сама поддержать разговор:
— А вы выписываете какой-нибудь журнал?
— «Огонек» выписываю.
Он положил перед ней несколько номеров. Аллочка раскрыла один и начала внимательно рассматривать.
— Я это знаю, — сказала она, показывая ему репродукцию с «Русалок» Крамского. — Вы любите читать Гоголя?
Орест Иванович был несколько озадачен.
— А ты и читать умеешь?
— Мне читает бабушка. Но я тоже умею. Бабушка говорит, что мне совсем нечего будет делать в первом классе.
Такой вострухой, наверное, была и Лена лет двадцать назад. Зачем же ей было выбирать себе в мужья парня, который чуть ли не до пятого класса по складам читал, только стойку на руках хорошо делал? Оресту Ивановичу подумалось, что Лена со своей дочкой и мамашей-певицей будут, чего доброго, сильно подтрунивать над его Игорем, который хоть и неплохой парень, но в иллюстрациях из «Огонька» не очень-то разбирается, тем более, наверное, в тех переводных романах, которые Лена так настойчиво таскает ему из библиотеки.
— Чем мне тебя угостить? — спросил Орест Иванович у Аллочки. — Вот бери конфеты.
— А вы разве не пьете чай?
— Можно и чай.
Стаканы были очень горячие, и Аллочка попросила, чтобы он налил ей в блюдечко. Орест Иванович сделал это охотно: девочка начинала ему нравиться, между ними рождалось что-то вроде взаимного доверия.
Но после чая наступила некоторая заминка: Аллочка заметно заскучала.
— Что-то долго твоя мама… — сказал Орест Иванович.
— Да, — согласилась Аллочка. — Но что же поделаешь, если сейчас всех хоронят так далеко?
На это он уж совсем не знал, что ей сказать.
— Ты, наверное, свою маму очень любишь?
— Конечно. Я люблю всех своих близких. — Аллочка стала загибать пальцы: — Маму — раз, бабушку — два, Игоря — три… А вы, вы тоже наш близкий?
— Да не знаю… Наверное, близкий.
— Тогда и вас.
Лена появилась в половине восьмого. Грустно и торопливо стала передавать печальные подробности похорон на Востряковском кладбище. Напрасно Аллочка пыталась отвлечь ее и заставить обратить внимание на себя.
— Она вам не надоела? — спохватилась наконец Лена. — Ужасная тараторка!.. Это ведь гоже не норма. Я все собираюсь ее показать…
«О Господи Ты мой Боже!..» — взмолился про себя Орест Иванович.
Ему стало жалко Аллочку, которую, наверное, затаскали по врачам. Когда ее уводили домой, она по собственной инициативе поднялась на цыпочки, чтобы обнять Ореста Ивановича. Он был очень тронут и выразил надежду, что теперь Аллочка будет часто приходить к нему в гости. Сегодня он воспользовался случаем и выведал от нее точный адрес их квартиры в Померанцевом переулке. Его давно подмывало нанести визит вежливости своей «сватье», которая пока что под разными предлогами уклонялась от знакомств. Оресту Ивановичу хотелось собственными глазами увидеть, что за обстановка ждет его сына, если Лена в один прекрасный день перетянет его туда. Он уже примирился с мыслью, что рано или поздно так оно и будет и вряд ли имеет смысл этому противиться.
Как-то в будний день, рассчитывая не застать дома Лену, он отправился в Померанцев переулок, предварительно купив для «сватьи» цветы, а для Аллочки — красивую, но несложную настольную игру.
Орест Иванович прошел тесным, старым московским двором, поднялся по выщербленной лестнице на очень высокий четвертый этаж и вступил в длинный и неуютный коридор.
Судя по вечным хлопотам Лены вокруг здоровья матери, Орест Иванович рассчитывал на худшее — увидеть маленькую старушку, прищемленную радикулитом, или отложением солей, или вообще какими- нибудь еще более страшными недугами. Но увидел пожилую, довольно высокую даму с усталыми, но прекрасными глазами. В отличие от своей двадцативосьмилетней дочери она косметикой не пренебрегала: седые волосы ее были подкрашены и даже, как показалось Оресту Ивановичу, слегка подрумянены были щеки. Она не ожидала появления постороннего человека, была в халате, поэтому страшно смутилась, даже испугалась.
— Бабушка, не бойся, это он!.. — поспешила объяснить Аллочка и кинулась к Оресту Ивановичу.
— Вы меня извините, — сказал он, тоже смутившись, — мы с вашей внучкой договорились…
— Да, да, пожалуйста!..
Подарку Аллочка очень обрадовалась, хотя в настольной игре, которую принес ей Орест Иванович, всего и дела было, что подбрасывать косточку и передвигать фишки. Она столкнула в сторону нотные тетрадки, тут же уселась и начала играть сама с собой, казалось бы, с истинной увлеченностью. А ее
