исполнения. Иначе нарушится русский стиль.
— А мы его целиком заменим новым стилем, заграничным. Дадим новую музыку, этакое душещипательное танго, и сделаем новый реквизит. Надо больше дать экзотического очарования и тайны. Укротитель зверей, борец с удавом — необычайный человек. Надо создать вокруг него ореол сияния. Публика от вас, Николай Павлович, будет в восторге, особенно женщины.
Ладильщиков встал с кресла, по-медвежьи потоптался на месте и сказал:
— Ладно. Я подумаю.
— И фамилию вам надо придумать другую, — добавил Милославский, — а то ваша уж очень длинная и какая-то невыразительная…
Когда же Николай Павлович вернулся домой и поведал жене о своем разговоре с Милославским, Мария Петровна вспылила:
— И ты не дал ему отпора?!
— Маша, какой отпор, — оправдывался Николай Павлович, — он ведь художественный руководитель и хочет сделать лучше…
— Мы должны сохранить русский стиль аттракциона, а ты… Эх, ты!
— А что же я поделаю. Он поставил мне такие условия и обещал расширить аттракцион, сделать его более красочным.
— Садись за стол и пиши. — Чего писать? Кому писать? — Садись, я тебе скажу, что и кому писать. Николай Павлович покорно сел за стол и взял ручку.
— Ну, — промолвил он.
— Пиши заголовок — «Редактору газеты «Правда», Николай Павлович отстранился от стола,
— Маша, чего ты выдумываешь? На скандал лезешь. Неудобно из-за костюма шум устраивать,
— Пиши и не разговаривай. «Правда» поможет нам найти правду.
Заявление под диктовку жены Николай Павлович написал довольно терпеливо, но идти с ним в редакцию наотрез отказался.
— Маша, давай пошлем его по почте,
— Дай заявление. Я сама пойду.
— Маша, может, не стоит ходить? Мы и так бы договорились.
— Молчи. С этим дельцом ты не договоришься!
Мария Петровна пошла в редакцию «Правды» с желанием непременно побывать у редактора и выложить ему все свое возмущение. Но к редактору она не попала: он был где-то на совещании. Ее принял ответственный секретарь редакции, полноватый мужчина с рыжей бородкой, с тихим, мягким голосом и усталыми, умными глазами,' которыми он как будто заглядывал человеку в душу.
Шумно ворвавшись в кабинет и забыв даже поздороваться, разгоряченная Мария Петровна на ходу огорошила секретаря вопросом:
— Скажите, пожалуйста, почему в России не любят русских?
Секретарь привстал, поклонился и, указывая рукой на кресло, тихо сказал:
— Здравствуйте. Садитесь, пожалуйста, и расскажите все по порядку. Я вас, гражданка, не совсем понимаю, и не знаю, кто вы.
— Мой муж укротитель зверей, а Милославский хочет испортить ему русский стиль. Ладильщиков не иллюзионист, а первый русский укротитель! Вот вам заявление.
Прочитав заявление, секретарь улыбнулся.
— Вот теперь я немного понимаю, в чем дело. Успокойтесь. Как ваше имя?
— Мария Петровна.
— Я видел ваш аттракцион, Мария Петровна. Хорош. Но украсить и расширить его не мешало бы. Мы свяжемся с вашим управлением и поговорим. Думаю, что все уладим. Не волнуйтесь.
— Да как же мне не волноваться, когда Милославский зажимает. И даже нашу русскую фамилию хочет переменить на какую-то иностранную!..
— Хорошо. Я передам ваше заявление редактору. Мы поможем. Если же что-нибудь вас затруднит, звоните нам.
Мария Петровна ушла из редакции успокоенная, но лишь наполовину. Придя домой, она сказала мужу:
— Заявление приняли и обещали помочь, но я не особенно надеюсь: у них дел много поважнее нашего. Иди к Милославскому и скажи, что ты не согласен. Никаких компромиссов! Слышишь? Надо правду отстаивать до конца.
— Ну, ладно, Маша, ладно. Успокойся.
На другой день Милославский, заметив входившего к нему в кабинет Ладильщикова, вскочил из-за стола и торопливо пошел к нему навстречу, улыбаясь и протягивая ему обе руки.
— А-а, Николай Павлович, очень рад вас видеть. Милости прошу, садитесь, пожалуйста. Я вас ждал. Должен вас, Николай Павлович, обрадовать. Мы тут, в художественном совете, посовещались, и я решил оставить ваш аттракцион, как нового русского укротителя, в русском стиле. Только ваш старинно-русский костюм мы сделаем поярче. Оденем вас в боярский кафтан с драгоценными камнями. Вы будете сиять при свете и выглядеть очень импозантно!
Ладильщикову была противна притворно-сладкая улыбка Милославского и его медовая речь.
«Правда» подействовала», — подумал Николай Павлович.
МИШУК В ОТСТАВКЕ
Совсем по-иному пошла работа у Ладильщикова с тех пор, как его аттракцион зачислили на государственный счет.
Мария Петровна была назначена администратором аттракциона, Иван Данилович Петухов — ассистентом дрессировщика, а его молодая жена Вера — шеф-поваром звериной кухни.
Всех животных поместили в конюшне Московского цирка, и теперь уже не надо было Ладильщиковым самим доставать продукты для животных, искать и покупать новое пополнение зверей, шить костюмы и делать реквизиты.
Все эти заботы теперь легли на администраторов и агентов Центрального управления госцирков.
В специальных мастерских заказали Ладильщикову новый богатый костюм и реквизит. Вместе с опытным цирковым режиссером Ладильщиков начал разрабатывать сценарий будущего большого аттракциона и даже заказал композитору музыку для его программы.
— Мы с вами, Николай Павлович, должны создать выдающийся советский аттракцион, — сказал Милославский, — и доказать иностранным гастролерам, что наше цирковое искусство значительно интереснее и выше, чем у них. Не можем же мы без конца транжирить на них нашу золотую валюту, да еще в такое время, когда она крайне нужна на строительство фабрик и заводов!..
Николай Павлович радовался и, кивая головой в знак согласия, удивленно и с некоторым уважением думал: «А он, оказывается, не так уж плох, как вначале мне показался…»
Из государственной базы зооцентра получил Ладильщиков двух шестимесячных львят одного выводка, Таймура и Нонку, и светло-бурого медвежонка-пестуна Нечая, толстого, с белым шарфом-отметиной на шее.
Дали Ладильщикову и двух серых, полосатых, с горбами на шее, гиен.
Получил он и белого медвежонка Малыша, присланного моряками с Севера. Белого медвежонка долго везли в трюме рядом с ворванью — тёмным рыбьим жиром, и он так весь измазался, что превратился в нечто среднее между бурым и белым медведем. Поместили Малыша в клетку с бассейном, и медвежонок охотно плавал, нырял, плескался и, отмываясь от ворвани, с каждым днем становился всё белее и белее.
Клетки обоих медвежат, бурого и белого, поставили рядом. Когда к клетке подходили люди, Нечай просовывал лапы между прутьями и норовил зацепить человека, а Малыш-увалень подолгу отлеживался у дальней сгонки и к людям не проявлял никакого любопытства. Лишь иногда он просовывал лапы в нижний
