— Тяни, Хорёк, справа, а я слева помогу, — сказал долговязый.
Придерживая обрезы одной рукой под мышкой, бандиты другой рукой уцепились за рукава полушубка, чтобы потянуть их на себя, В этот момент Ладильщиков ткнул в глаза Хорьку пальцами так сильно, что тот, ослеплённый резкой болью, упал на снег и закричал: «А-а-а!» В тот же миг левой рукой Ладильщиков схватил долговязого и, дёрнув на себя, с большой силой наотмашь ударил бандита локтем в челюсть. Бандит повалился как сноп, выронив из-под мышки обрез. В это время позади, где барахтался в снегу Хорек, раздался выстрел, и пуля засвистела над деревьями. Ладильщиков подхватил обрез долговязого и, обернувшись, ударил им по голове Хорька.
От выстрела медведь взревел, и лошадь с места понеслась галопом. Оглушив Хорька, Ладильщиков направил обрез на долговязого, который очнулся от удара и, поднимаясь на ноги, сжимал в руке финский нож.
— Руки вверх! — крикнул Ладильщиков. — Твое оружие не сдюжит против моего.
Долговязый сник, а потом вдруг заорал во весь голос:
— Братцы, помоги-и-те-е!..
И где-то недалеко послышался ответ:. — Слы-ы-шу-у!..
«Наверно, не одни они тут!.. — подумал Ладильщиков. Пятясь, он подхватил из снега другой обрез и встал за толстый ствол сосны. — Буду драться до конца…»
Из-за поворота показались сани, в которых сидел моложавый старик, нахлёстывая крупную рыжую лошадь. «Может, подмога…» — подумал Ладильщиков и крикнул:
— Стой! Не подъезжай близко!
Дед вздрогнул и, придержав лошадь, с испугом посмотрел на длинного мужика с финкой в руке, на лежащего в снегу оглушённого щуплого мужичонка и на Ладильщикова с двумя обрезами в руках. Старик растерянно проговорил:
— А-а… землячок… Николай…
Ладильщиков крикнул бандиту: — Брось нож! Руки вверх!
Бандит взмахнул рукой, и нож глубоко нырнул в снег.
— Сдаюсь на милость советской власти, — сказал он, поднимая руки. — Мы не хотели, комиссар, твоей жизни… Нам харчи нужны и одежда…
— Ладно, там разберутся… Давай, дед, верёвку!
Прикрутив морду лошади вожжей к оглобле, старик снял кожаный чересседельник и подошел к бандиту.
— Уж я завяжу морскими узлами, у меня не вырвешься, — сказал старик.
Пока дед увязывал бандита, Ладильщиков держал обрез на взводе. Старик поднял Хорька и поволок его к саням. Бандит очнулся и стал что-то бормотать, ругаться,
— Данила, куда ты меня волокешь?.. Пусти. Я сам…
Глаза у него резало, словно в них был песок, они слезились, и предметы он видел смутно.
— Какой я тебе Данила, — сердито проговорил дед, — Данила твой вон связанный сидит.
Хорек сразу протрезвел, и красные глаза его забегали, заметались.
— Пусти меня, дед, пусти. Я тебе денег много дам. Бога буду молить… Пусти Христа ради…
— Ишь, бога вспомнил, зелёный черт… — выругался дед.
Увидев Ладильщикова с двумя обрезами, Хорек смолк, и хитрые глаза у него перестали метаться, потухли.
Сели в сани, Данилу и Хорька положили рядом лицом вниз.
Моложавый старичок взглянул на Ладильщикова и спросил:
— Что, не признал меня? Ананий я, Петухов. Помнишь, как в Торопце ты медведя-то замордовал…
— Помню, помню, — улыбнулся Ладильщиков, — погоняй скорее, а то беда будет…
— Какая теперь беда? Беда миновала.
— Медведь уехал на моей подводе.
— Да чего ж ты молчал? Э-э! — крикнул Петухов и взмахнул высоко кнутом. — Рыжуха, самый полный вперёд!
Сильная лошадь помчалась широкой рысью, выбрасывая из-под копыт комья снега. Комья летели в сани, били людей, рассыпались и порошили глаза. Но ни Ладильщиков, ни старик не обращали на это внимания. Надо было торопиться.
МИШУК НА ЭСТРАДЕ
Село Семёновка было широко разбросано по склону пологой высоты и по низине около речушки, перегороженной плотиной, на которой стояла побуревшая от времени водяная мельница. Все дома и домишки были рубленые, бревенчатые, и по одним крышам можно было судить о достатке их хозяев. Больше всего тут было крыш соломенных, из щепы и дранки, поменьше — тесовых и лишь несколько домов — под железной крышей.
На самом высоком месте, в стороне, стояла белая церковь, окруженная большими березами.
И как раз тогда, когда на селе показался взмыленный Серко с необычным седоком в санях, на колокольне зазвонили.
Это было случайное совпадение, а в селе поднялся переполох, словно при пожаре.
Крестьяне торопливо запирали ворота и закрывали калитки. Дворовые собаки визгливо лаяли, испуганно прижимаясь к подворотням.
Мишук, хватаясь лапами за хвост лошади, яростно рычал. Вслед за подводой бежали ребятишки и кричали:
— Генерал Топты-ыгин едет! Генерал Топты-ыгин!.. Обессиленный Серко свернул с дороги в сторону и с ходу врезался грудью в забор. Плетень затрещал и рухнул. Серко остановился и, тяжело качая потными пахами, дрожал, а медведь, натягивая цепь, тянулся к лошади, стараясь лапами сорвать с себя намордник.
В это время на улице показалась другая подвода. Старик нахлёстывал свою Рыжуху, и она мчалась во весь дух.
Ладильщиков на ходу спрыгнул с саней и подбежал к медведю.
— Мишук, Мишук! — закричал он и с силой дёрнул за цепь.
Глаза у медведя бегали, изо рта текла слюна, смешанная с кровью. Разъярённый медведь бросился на хозяина, но Ладильщиков увернулся от его лап и ударил кулаком по носу. Оглушённый медведь хлюпнул и уткнулся мордой в солому, потирая лапами ушибленный нос.
Первый раз Ладильщиков так наказал своего Мишука, но иначе он поступить не мог: медведь озверел, и надо было силой привести его к повиновению.
В селе Ладильщиков сразу же нашёл себе верных помощников. Помимо Анания Матвеевича Петухова, который помог ему привезти бандитов в село и сдать их в милицию, Ладильщикову охотно помогали подростки. Среди ребят особенно выделялся своим рвением рослый, крепкий подросток Ваня Петухов, внук Анания Матвеевича.
Самым большим зданием в селе была школа, в ней и решили провести представление.
Ребята вымыли в школе полы, принесли туда из избы-читальни скамейки, заправили лампы, а потом стояли у дверей контролерами,
Билеты продавались и за деньги, и за натуру. Крестьяне несли в кассу брюкву, свёклу, морковь, жмых, овёс и куски хлеба. Всё принимал Ладильщиков: надо же было чем-то кормить четвероногого артиста.
Народу в школу набилось полно, а ребятишки облепили снаружи все окна и, расплавив ледок на стекле тёплым дыханием, с приплюснутыми носами прильнули к «глазкам».
