– Вообще-то, я хочу поговорить с тобой еще кое о чем.
– Внимательно тебя слушаю.
– Ты же понимаешь, что означает смерть Уочита?
– Она означает большую потерю для общества.
– Да-да, безусловно, – смутился Келгани, что вызвало улыбку Тейта. – Но не только это. Без Уочита мы теряем привычную систему правления, и это сейчас, когда дикари набираются сил! Ты слышал, они отстроили город? Скоро земляне окрепнут настолько, что могут попытаться нас истребить. Грядет большая война. Недопустимо, чтобы в таких условиях Келгани получил возможность беспрепятственно гнуть свою линию. Для поддержания равновесия нужен третий. Увы, я вынужден признать, что один с ним не справлюсь. Кажется, с каждым годом Кинбакаб становится всё более безумным.
– Я уверен, вы найдете подходящую кандидатуру, – сказал Тейт.
– Я уже её нашел. Хочу, чтобы ты стал третьим, – Келгани сделал паузу, дав Тейту возможность обдумать сказанное, но, не получив ответа, продолжил. – Ты с нами уже шестнадцать лет, знаешь всё изнутри, и твои мудрые советы всегда помогали нам принимать правильные решения. Я ведь могу рассчитывать на твою поддержку?
– Это большая ответственность, – ответил Тейт, изо всех сил стараясь спрятать довольную улыбку. – К тому же, я не аж-сул.
– Это дело поправимое. Уже завтра к вечеру ты получишь это звание.
Тейт подошел к окну, слегка отдернув занавеску, выглянул наружу. Солнце уже давно взошло, и всё вокруг стало выглядеть обыденным. Здесь больше не было убийцы, его жертв и обеспокоенного правителя – всего лишь двое странников, заключающих сделку. Всё шло как по плану, Келгани был в отчаянии. Поэтому Тейт позволил себе немного поиграть и заодно выяснить, насколько ………………………….. Наконец, он обернулся к аж-сулу и сказал:
– Что по этому поводу думает Кинбакаб?
– Он еще не знает, – ответил Келгани. – Нельзя, чтобы он успел подготовиться. Ясное дело, он захочет предложить на эту должность кого-нибудь из своих приближенных. Поэтому мы должны действовать быстро. Поставить его перед фактом, убедить, разгромить его аргументы. Поэтому я должен быть уверен, что ты даешь свое согласие, и я не окажусь в дураках.
– Я должен всё обдумать. Это слишком сложное и важное решение. Быть советником – это одно, но отдавать приказы – совсем другое дело. Я к такому не привык.
– Нет времени на размышления. Считай, что это твой долг перед всей земной колонией.
От нервов Келгани начал выходить из себя, и Тейт решил, что изобразил уже достаточно удивления и сомнений.
– Хорошо, я согласен. Приму на себя это бремя ради общего блага, ради всех нас.
К тому времени, когда Кинбакаб, сидя в своем кабинете, стал произносить траурную речь, которую динамики разносили по всему Кинчену, горожане уже обсудили друг с другом все детали случившегося и снабдили историю леденящими душами подробностями. В официальном изложении все эти подробности предусмотрительно замалчивались – гораздо больше внимания было уделено не фактам, но смакованию чувства утраты. Голос Кинбакаба вползал в микрофон и выползал из динамиков, установленных на каждой улице. Металлически зазубренный, он был будто произведен не ртом, а самими колонками. Благодаря этому голосу цвета металла смерть правителя больше не выглядела личной трагедией для жителей Кинчена, она превратилась в некий свершившийся факт, отделенный и отдаленный от повседневности.
И тем легче было перейти к следующей новости – о присвоении Тейту звания аж-сула.
– Король умер. Да здравствует король, – пробормотала Зали, приглушая радиоприемник – она уже услышала всё, что хотела услышать.
– Что? – спросил сидевший за соседним столом Гулукан
– Так говорят дикари. Раньше говорили. Мне пару раз доводилось слышать эту фразу на допросах.
– А, – безучастно отозвался Гулукан и тут же грязно выругался, обнаружив ошибку в расчетах.
Зали сделала вид, что не заметила его просчета. В конце концов, ошибки были у всех – прошла всего неделя с тех пор, как Тейт собрал для нее команду ученых, и от создания минигенератора они были так же далеки, как и во время первого совещания. Зали даже нравилась эта неизвестность, эти первые несмелые шаги на пути к открытию, дискуссии, обсуждения заполночь. Впервые за многие годы она занималась любимым делом в большой и светлой лаборатории. После мрачных, пропахших кровью и страхом пыточных камер, в которых Зали выбивала признания у дикарей и по крупицам добывала информацию, личный стол у окна казался абсолютным благом.
Стоя во главе команды, Зали ценила каждую идею, которую высказывали ученые – пусть даже самую, на первый взгляд, нелепую – и члены команды были благодарны ей за это. За годы жизни на Земле, многие ицамнийцы уже забыли о том, что их работа может быть ценна и важна. В условиях военного времени роль ученых свелась к производству лекарств для солдатской аптечки, и многие великие умы остались не у дел.
В лаборатории Зали слышала обрывки разговоров, в которых сквозило недовольство нынешней властью, создавшей кастовый дисбаланс, что противоречило законам Магистрата и, естественно, было не по нраву ицамнийцам. Так что новость о смерти Уочита не вызвала большого ажиотажа среди местной публики – подумаешь, сменили гайку в механизме.
Странники продолжали трудиться каждый над своей частью проекта, сидели за столами, склонившись над записями и вычислениями, кто-то нервно грыз колпачок фломастера, замерев у пластиковой доски, густо исчерканной цифрами и значками. И только Зали, послушав объявление, не смогла немедленно вернуться к работе.
Теперь она знала слишком много, чтобы предполагать в случившемся простое стечение обстоятельств, но слишком мало для того, чтобы понять, какую игру затеял Тейт, и чего он хочет добиться в результате. Ясно было одно – скоро начнутся перемены. И лучше выяснить, какие именно, чтобы оказаться на нужной стороне баррикад.
Едва дождавшись вечера, Зали поспешила в ажсулат. Не было никакой уверенности в том, что удастся узнать больше, чем было уже известно из новостей, но она все же хотела попытаться. Несколько раз она почти поворачивала назад, уверенная в глупости и бесполезности своей затеи, но болезненное желание сделать хоть что-нибудь заставляло идти вперед.
Голоса в голове устроили настоящую перебранку. Кто станет слушать глупую крошку Зали? – спрашивал один. А что, собственно, крошка Зали вообще хочет сказать? Разве ей есть, что сказать? – вторил ему другой. Или домой, не глупи, не выставляй себя идиоткой, – вступил третий.
Зали старалась не обращать внимания на этих внутренних критиков, на разъедающие душу сомнения, которые предлагали простой путь как плохие мужчины предлагают девочкам сладости, заманивая их в ловушку. Мама говорила Зали «Не заговаривай с незнакомцами», и она всегда слушалась. С возрастом Зали немного изменила это правило, и теперь оно звучало так «не заговаривай с незнакомцами, даже если они находятся в твоей голове; особенно, если они находятся в твоей голове».
Еще издали Зали заметила, что к ажсулату один за другим подтягиваются странники, будто мотыльки, летящие на свет окон второго этажа. Из обрывков разговоров она выяснила, что все спешат высказать свое почтение новому правителю.
Это несколько облегчало задачу: куда проще говорить с Тейтом, когда он благостно принимает ходоков, да и приход Зали не будет выглядеть подозрительным. Последний раз полной грудью вдохнув прохладный вечерний воздух, она вошла – будто нырнула в колодец.
Холл был тих и пустынен, зато со второго этажа на лестничный пролет падали отблески зажженных ламп. Пока в Кинчене царило траурное молчание, самые практичные (или самые напуганные? – промелькнуло в голове у Зали) странники изображали истовую радость от назначения Тейта.
Она дождалась лифта и поднялась наверх. В коридоре у стены стояло несколько киничийцев. Они старались говорить тихо, но Зали расслышала пару фраз:
– Он надеется стать новым советником в ажсулате, – сказал один.
– Думаешь, они оставят эту должность? Как бы не так, – фыркнул второй, – Тейт не допустит.
Замтив новую гостью, они притихли и проводили её настороженными взглядами. Зали прошла мимо,
