потому что. Хватит попам долгогривым жечь Джордано Бруно. Сами произошли от обезьян, а гонору столько, что ризы от золота не гнутся.
Друзья дорогие! Всем этим нигилистам и социалистам и курсистам было же от восемнадцати до тридцати лет! Редко- редко кто потом не остепенялся в нормальную жизнь, чтоб только в воскресенье после обеда посудачить о философии под портвейн. Им в ницшевых похоронах Бога прикол был. весело им было, стебно! Вроде и философия — а вроде и все просто и симпатично. И поколению предков это поперек хвоста! И государственной религию фигу с маслом, освященную наукой и философией!
А уж социалисты все были атеисты, принципиально и поголовно. Где есть наука — там поповщине не место.
Так что ницшевские похороны Бога были по социально- историческому моменту ну точно кстати.
6. А в философии имели место свои сложности. Самым сложным из четырех великих мудрецов всех времен и народов оставался Гегель. Настолько сложным, что его не понимал Кьеркегор, а Шопенгауэра просто крючило от «этого шарлатана». Вы что же думаете, граждане православные и католики, а равно мусульмане с иудеями, а хоть бы и протестанты с буддистами, — легко ли было студенту понимать Гегеля?! Он вчера выпил, он думает Катьку к наслаждению склонить вечером, ему брюки нужны новые, не лезет в него Гегель. Вы вот сами положите рядом Гегеля и Ницше, и посмотрите, кого вы сможете читать, а кто мозги в ком репейников вам превратит.
Если «народная философия» Шопенгауэра стала доступной интеллигентам, но не всем, и думать надо, — то Ницше стал доступен тундре. Это было интеллектуально, это было модно, это было круто и продвинуто, и это было доступно.
Ницше в философии на рубеже XX века — это было как сейчас (2010 год) в литературе Мураками или Чак Паланик. Не просто, а очень просто! И со знаком качества. Не надо думать, не надо изощряться, не нужна предварительная культурная подготовка. И удовлетворяет интеллектуальным амбициям.
Сложность, дойдя до предела, скачком сменяется предельной простотой. Ницше заложил контрфилософский фундамент контркультуры.
7. Признание, востребованность и слава Ницше есть феномен не философский — но социокультурный, социопсихологический и исторический. Ибо коллективное сознательное всегда получает то, что подает ему на лифте из требуемой глубины коллективное подсознательное.
Кумир является нам тогда, когда мы обращаем на него взор, ощущая потребность в явлении такого кумира. В нем более нашей сознательной работы, нежели его собственной, если говорить об уровне гениальности. Основа гениальности кумира — наша социальная потребность в ней.
8. Философия и политика презирают друг друга, как сиамские близнецы, избравшие разные профессии. У них одна кровеносная система.
Анархизм! Родился, развился, укрепился. И все шире овладевал умами трудящихся масс. Отличное учение:
Долой государство. Власть — всегда зло. Никакого бюрократического аппарата. Не повелевать и не подчиняться. Одни трудящиеся договариваются с другими трудящимися о совместном производстве или обмене товарами. Горизонтальные связи свободных сторон. Для координации действий — общее собрание может дать кому-то конкретные полномочия, и может в любой миг выборного сместить. Воля народа — Закон, высший, подлинный и единственный. Свободные сообщества свободных тружеников дают максимальную производительность труда и максимальные условия для развитей способностей каждого, — и все это в условиях максимальной справедливости. Инициатива каждого максимально свободна. И никто никому не смеет ничего приказать.
Прудон, Штирнер, Бакунин, Кропоткин, — это были серьезные люди, блестяще образованные и талантливые. Они знали философию, историю и экономику хорошо. Они вполне научно обосновали то, к чему всегда призывали восставшие рабы, угнетенные низы: разнести государство вдребезги, все честно поделить и всем свободно трудиться, и тогда все будет хорошо.
Сегодня учение анархо-коммунизма и анархо- синдикализма можно назвать всемерным торжеством гражданского общества. На хрен государство, сами все решим, ведь это мы работаем и все создаем.
Не в том дело, что анархизм не учитывает психологию индивида. Не в том дело, что анархисты не могли быть знакомы с моим энергоэволюционизмом и не понимали сущности структуризации социальной материи. Дело в простом и коротком — для нас сейчас важном:
Анархизм есть политикоэкономический неопримитивизм.
Много нужно теории, чтоб призывать к тому же, что и полупьяная братва Стеньки Разина: долой приказы и приказных, всем жить свободно и по справедливости.
Не в том дело, что анархизм невозможен на практике. Потому что нужен Закон, чтоб не было свар и злоупотреблений. И нужны люди, следящие за соблюдением Закона. А это и есть государство. И не в том дело, что анархизм невозможен теоретически — ибо декларирует резко упрощенное общество с отсутствием отрицательной мотивации к труду, а отсутствие принуждения неизбежно снижает коллективную производительность; а социальный инстинкт, неотменимый в принципе, заставляет реальных людей структурировать социальную систему и занимать в ней максимально высокое место.
А в том дело, что серьезные люди создали политическое контручение. Отрицающее все предшествующее усложнение социума. Отрицающее государство как венец социальной эволюции. Проповедующее разрушение до основанья и возврат к «условно-первобытной» простоте социальных отношений.
Политика — это максимальная форма самовоздействия людей через созданную социальную структуру на себя самих, форма самая всеохватная, эффективная, скрупулезная и тотальная. Можно сказать:
Анархизм — это контрполитика.
9. Однако социалисты были люди еще более серьезные, чем анархисты. И что же проповедовали они, разнообразные и огненные социалисты-революционеры, социалисты-демократы, социалисты- интернационалисты и все их бесчисленные фракции? Они проповедовали разнообразные формы перехода ко все тому же безгосударственному, бесклассовому обществу. Гражданско-производительному, так сказать, безвластному общежитию.
Не в том дело, что одни из них были радикалами, а другие консерваторами. Что одни пролили моря крови, а другие мирно добились высочайшего уровня жизни для трудящихся своих стран.
А в том дело, что в конце XIX века поднималась огромная волна социализма, захватывающая все больше умных и хороших людей, каковой социализм решительно и научно отрицал в перспективе государство вообще, научно обосновывая политико-экономический примитив.
Социализм как контрполитическая перспектива.
Социализм — это политическая практика как средство воплощения контрполитической теории.
Цель политики — отмена политики.
Диалектическая контрполитика.
10. Именно. Вот если анархизм — это простая, одноэтажная, одноходовая и прямая контрполитика — то социализм это контрополитика двухходовая, двухэтажная, одно посредством другого.
Идея становится материальной силой лишь тогда, когда она овладевает массами, — сказал товарищ Ленин. Мысль, возможно, неглубокая, но семьдесят лет ее выдавали за откровение. Верная, однако. Хотя идея атомной бомбы массам малопонятна.
Итак. Рубеж XX века.
Идея контрполитики овладевает массами. И все больше — лучшими и мыслящими людьми.
11. Ветер Истории вздувает паруса эпох и пробивает свое дыхание во все щели. Единство культуры удивительно нам, чье зрение фасетчато, как у пчел, и сосредоточено на узком отграниченном участке.
После Великого Чикагского пожара 1871 г. возникает новая архитектура. Она скупа и функциональна. Несущая нагрузка переносится с кирпичных стен на стальной каркас. Оконные проемы лишаются украшений и прочерчивают плоскости ровными пунктирами прямоугольников. Гигантские коробки из стекла и бетона идут на смену шпилям, фронтонам и колоннам. XX век начинается с небоскребов. Салливен и Райт были великие новаторы. Контрархитектура была создана.
Не в том дело, что как раз тогда Чарлз Пирс создавал прагматизм, каковой параллелизм во времени
