образы. Хотя она могла чувствовать, как бьется его нечеловеческое сердце, бьется сильно, гоняя по кругу всю ту сгустившуюся кровь, и как ему плохо. В ней были теперь маленькие осколки, крошечные намеки и обрывки мыслей. Это была связь, и Лоре ее хватило, чтобы чувствовать его настроение и понимать какие-то мотивы его действий.
Он не собирался убивать ее, ибо ее кровь была бы пролита напрасно. Она вспомнила, как Хазлитт кормил Малверн. Он говорил, что кровь должна быть теплой и свежей. Если Райс убьет ее, то кровь пропадет даром. Выпить он ее не смог бы и хранить тоже.
Впрочем, было и еще что-то. Он не собирался убивать ее, потому что хотел от нее чего-то. Это пугало ее, но страх уже стал привычным. Теперь, если Кэкстон не боялась, она чувствовала себя как-то странно. Когда страх исчезал, ей казалось, будто чего-то не хватает.
Райс нес ее вверх по лестнице. Когда она спускалась по ней в темном гробу, она казалась бесконечной. Наверху перед ними открылось широкое пространство, огороженное со всех сторон высокими стенами. Бетонный пол был сплошь растрескавшимся, а снизу пробивались зеленые побеги.
Размеры и пустынность этого места навели ее на мысль о заброшенном заводе, и как только глаза привыкли к лунному свету, косо падавшему через высокие окна, Лора начала различать детали. С потолка в огромном количестве свисали цепи. Металлические матрицы и оборудование для литья загромождали пол, словно игрушки какого-то гиганта, уже выросшего, чтобы играть в них. Высокие окна были разбиты во многих местах, куски матового стекла были заменены фанерой или вентиляторами. В отдалении, на другом конце бетонированного зала, стояла коксовая доменная печь, остывшая десятки лет тому назад. Черпак шириной тридцать футов — огромная прочная чаша, которая вмещала когда-то сотни тонн расплавленной стали, — висел перед домной на толстой цепи, другая цепь была оборвана. Край ковша касался пола, увязнув в широкой волне застывшего шлака. Убежище Райса находилось на заброшенном сталелитейном заводе. Таких в Пенсильвании было много, в основном около Питтсбурга, однако Лора не думала, что ее унесли так далеко. Она могла быть и во многих милях от кукурузного поля, где они поймали ее, и всего в нескольких сотнях ярдов. Лежа в гробу, Лора совершенно не могла определить расстояние. Мысли у нее разбегались в тщетной попытке понять, как далеко ее унесли.
По крайней мере, она была где-то там, где был свет и звук, и ум ее не блуждал во тьме. Она старательно изучала окрестности, болтаясь за спиной вампира. Райс с его немертвыми использовали только небольшой угол зала с растрескавшимся бетонным полом. Безлицые прислужники разожгли костер, в котором горела всякая рухлядь: старые кресла, диваны с вылезшими сквозь прогнившие подушки пружинами. Немертвых было около пятидесяти, они собрались вокруг огня, глядя, как пляшут и мечутся языки пламени, хихикая между собой над какой-то мерзкой шуткой. Когда Райс приблизился, они сразу притихли. Райс швырнул Кэкстон в мягкое кресло, покрытое пятнами плесени, и присел на корточки у огня. Он не стал ни связывать, ни как-либо иначе ограничивать свободу ее движений.
— Если вы не… — начала Кэкстон, но тут же заткнулась, как только все повернулись и посмотрели на нее.
Все эти обезображенные лица выводили ее из себя, наводя на мысль о собственной смерти.
— Если вы не собираетесь меня убивать, то я бы хотела сходить в туалет, — сказала она.
Она ждала, что немертвые поднимут ее на смех, они так и сделали. От их визгливых, пронзительных издевательских голосов у нее запылали щеки, хотя на самом деле в туалет ей не хотелось.
— Мочись в свои грязные трусы, сука, — выкрикнул один из немертвых.
Его кожистая челюсть отвалилась в приступе веселья.
— Давай, вперед, я хочу на это посмотреть. Мочись в трусы! — Он выкрикивал это снова и снова, и к нему присоединились и другие.
Райс встал и схватил немертвого одной рукой за голову, а другой — за плечо. Он скрутил ему руки, и немертвый разорвался на две части. Райс кинул их в огонь. Пламя взмыло вверх, и изуродованное тело сгорело дотла, а по телам остальных прошла волна ужаса.
После этого всякое завывание прекратилось. Райс немного поковырялся в куче мусора и вернулся с ржавым жестяным ведром. Он кинул его Лоре, и она поймала его.
— Ну, спасибо! — ответила она и пошла прочь от костра.
Вампир даже не посмотрел на нее, когда она отошла по бетонированной площадке довольно далеко от немертвых. Ему это было не нужно. Она чувствовала его в своей голове и знала: больше ей от него не избавиться. Он был с ней даже тогда, когда она присела над ведром. Она закрыла глаза и попыталась отгородиться от него, но это было невозможно.
Она оставила ведро там, куда принесла, и вернулась к костру. На неотапливаемом заводе было жутко холодно, и она решила, что лучше уж смириться с мерзостью своего тюремщика, чем умереть от переохлаждения.
У костра ее ждал немертвый с пакетом фастфуда в руке. Она взяла его и только тогда поняла, как проголодалась. Она не ела весь день, и хотя раньше адреналин обманывал ее тело, заставив забыть о еде на некоторое время, но продолжаться бесконечно это не могло. Она открыла пакет и нашла там холодный гамбургер и помятую бутылку водянистого лимонада. Гамбургер уже был надкушенным. Лора не была уверена, достал ли немертвый эту еду из мусорки или же кто-то из них откусил кусок. Это не имело значения. Она съела бургер и залила сверху приторной газировкой. От жажды у нее потрескались губы.
Сделав дела первой необходимости, она снова забралась в кресло, обхватив себя руками. Что делать дальше, она не знала.
Усталость брала свое, и Лора быстро заморгала, чтобы разогнать песок в глазах. Спать ей совершенно не хотелось — ведь она проспала целый день. Но ощущение усталости вернулось вместе с волной апатии, от которой руки потяжелели, и она уронила их на колени. Шея болела от тяжести головы.
Это все Райс, поняла Лора. Вампир проделывал какие-то трюки с ее сознанием. Может, он просто демонстрировал ей свою силу, а может, и в самом деле по какой-то причине хотел, чтобы она уснула.
Она подумала о немертвом, которого пытала и убила на полу своей спальни. Он сказал ей о чарах, с помощью которых они заставили Диану разбить окно. Оно работало только во сне, сказал он. Сны. Чтобы видеть сны, надо заснуть. Чего бы Райс ни хотел от нее, чтобы добиться этого, он воспользуется магией, а его магия работала только тогда, когда Лора была почти без сознания и не могла сопротивляться ей. Она угрюмо посмотрела на вампира.
— Я не хочу спать. Я хочу бодрствовать до рассвета, — сказала она. — Чтобы посмотреть, как ты растечешься лужей липкого дерьма.
Он ответил ей тем, что сила давления выросла вдвое. Конечности тянули ее назад, в кресло, тело само собой сворачивалось в клубок, веки слипались. Лора сопротивлялась, и у нее едва хватало сил отбивать магию, чтобы остаться в сознании. Но она знала: если он еще раз попробует проделать это, у нее не хватит сил сопротивляться.
Он все еще не сказал ей ни слова. Когда Питер Лэрс тащил Аркли в свое логово, он тоже не разговаривал с ним. Что это означает, Кэкстон не знала и сожалела об этом.
Райс на нее даже не взглянул. Вместо этого он встал на колени у костра и сунул одну руку в огонь. Мгновенная боль хлынула в него, а тело Кэкстон сжалось в ответ. Она чувствовала лишь малую часть того, что ощущал он, но и этого хватило, чтобы она задохнулась от мучительной боли. Когда он вытащил руку из огня, она потемнела от гари. Часть плоти на пальцах сгорела, обнажив под собой узкие кости. Через несколько мгновений плоть восстановилась, но гарь осталась, запачкав его белые пальцы. Райс подошел, глухо ступая, к Лоре и протянул пальцы к ее лбу и щекам. Лора попыталась отвернуться, но противиться ему было ей не под силу. Он мог удерживать ее совершенно неподвижной, так что она даже не могла пошевельнуться.
Его руки пахли дымом и жареным мясом. Лора чувствовала нетерпение, с которым он сажей из-под ногтей рисовал на ее лбу сложные символы. Он писал на ее лице слово, поняла она, одно слово:
Заставить ее принять проклятие не потребует большого труда. Достаточно и одного взгляда, одного случайного взгляда. Она слишком сильно сопротивлялась, и это затянулось слишком надолго.
— Какое еще проклятие? — спросила она.
Глаза Райса расширились. Очевидно, она не должна была услышать так много его мыслей. Он
