— Джино, — раздался хриплый шепот из-под гипса.
— Сколько тебе лет?
— Семь.
— Как твои дела, дружище?
— Я играю.
И Джино показал мне прозрачную коробку с рыжим муравьем, который карабкался по гладкой стенке.
Тишина прервалась хором голосов:
— Это наш Джино… Мужественный Джино… Вы видите, как он пострадал?.. Но ведь жив, а отец с матерью сгорели сразу. Остался сиротой, бедняга!..
— Тихо! — сказал я. — Он сам расскажет. — И поднял камеру.
— Я сирота, — прошипела гипсовая маска. — Мне семь лет. Я мальчик. Зовут Джино…
Этот обжигающий шепот услышал мир.
Джино играл во дворе дома со своим муравьем, запрятанным в коробку, когда рядом что-то сверкнуло, и он упал на песок. Муравей, зажатый в руке, остался цел и невредим. Джино очнулся в гипсе и бинтах. Он повторял чужие слова, но не понимал до конца их смысла.
— Вы, случайно, не синьор Луиджи? — спросил меня Джино.
— Нет, — я покачал головой. — Если бы я был Луиджи, я бежал бы от тебя со всех ног.
— Я знаю: вы добрый. — Джино отвернулся от меня и стал разглядывать своего золотого муравья в солнечных лучах.
Несколько дней пытался я найти какие-нибудь следы Луиджи.
— Никаких документов он не оставил, — пояснил полицейский комиссар. — Какие машины привозили на завод ядовитое сырье, куда, через какие порты, в какие страны шла дальше продукция — ничего пока не известно. Мы установили только, что ядовитые отходы они спускали прямо в реку…
Я знал, что в этой стране даже при наличии документов установить истину было чрезвычайно трудно.
— В палате депутатов все в недоумении. — Комиссар доверительно нагнулся ко мне. — Между нами, господин Бари, сегодня в палату поступил запрос: неужели это взрыв химического вещества, а не естественная катастрофа, раз сюда прибыл сам господин Бари? — Комиссар дружелюбно рассмеялся.
— У вас, комиссар, все любят поговорить… Но между нами, если вы не найдете подлеца по имени Луиджи, кто возьмет на себя заботу поставить на ноги Джино: вы, я или этот шутник-депутат?
Комиссар помрачнел.
— У меня шестеро…
— Значит, вы отпадаете?
— Предварительные сведения, господин Бари, таковы, — сухо сказал комиссар. — Человек, похожий на Луиджи, в тот же день уехал в Швейцарию.
— Благодарю вас за информацию.
Я решил натравить на полицию, палату депутатов, вообще на всю государственную бюрократию газетчиков. Передал в вечерние выпуски римских газет снимки Джино и информацию о лжехозяине завода, послал такие же материалы в швейцарские редакции и ряд других европейских газет.
— Скажите, Бари, почему вы занялись этой житейской прозой? — спросил меня старый знакомый, один из римских редакторов.
— Не люблю подлецов, Титто!.. У тебя есть дети?.. Ты видел это? — Я подвинул ему снимок Джино.
— Понимаю, Бари, — пробормотал Титто. — Мы отыщем эту скотину. — И крикнул в громкосвязь: — На первую полосу снимок Бари. Заголовок — крупно: «Джино ищет Луиджи!» Подзаголовок: «Разыскивается подставной директор фирмы, превращающей Италию в помойную яму Европы…» Пойдет так, Бари?
— У тебя — пойдет…
Несколько дней ждал я, пока отыщут «скотину Луиджи». Полиция ряда стран, разозленная прессой, работала четко, но безрезультатно. Я колебался, давать ли репортаж в эфир без точного адреса виновных в катастрофе. Позвонил врачу и узнал, что состояние Джино ухудшилось. Решил — дать.
В те минуты, когда в эфир многих стран пошла «Телекатастрофа». Экстренный выпуск из Италии», я навестил Джино.
Он лежал безучастный к разговорам на своей койке. Муравей неподвижно застыл в коробке.
— Привет!
Он не отозвался.
И тогда я сел рядом с Джино и приложил к гипсовой маске травяную коробочку, выписанную мной из Токио.
— Это кто? — спросила хрипло маска. — Оно, кажется, шевелится?..
— Это цикада, — пояснил я. — Ну, как ты сам?
— А что такое цикада?
Случай с муравьем навел меня на мысль о японской коробочке. Я видел на японских улицах детей, которые с блаженной улыбкой сидели часами на тротуаре, поднеся к уху сплетенную из травы коробочку, и слушали чью-то таинственную жизнь, чью-то песнь взаперти.
Цикада? Живых цикад я не видел, но рассказал Джино все, что происходит на улицах Токио. И он успокоился, уснул, сжимая в крохотном кулачке трещавшую цикаду.
Коробочки с цикадами я посылал ему ежемесячно.
Джино пришел в себя, подлечился, с него наконец-то решили снять маску.
Никогда «Телекатастрофа» не получала столько писем, они лавиной обрушились на фирму Бака после итальянского репортажа. Зрители возмущались, направляли небольшие сбережения пострадавшим. Большинство писем было о Джино: как он там — этот несчастный мальчик? Несколько корреспондентов изъявили желание усыновить Джино. Эти письма я послал полицейскому комиссару.
— Твоя слава достигла апогея. — Томас Бак потирал ладони. — Никогда не предполагал, что мелкий случай заденет людей. Почему это так? Ведь после репортажа из Токио пришли просьбы издать пластинку японских шлягеров.
— Люди гораздо ближе к земле, чем мы думаем, — сказал я Тому. — О чем человеку рассказать в связи с далеким землетрясением? Что опоздал из-за срочных дел на рейс в Токио и благодарит судьбу, а точнее — свой счастливый жребий? Таких из миллионов может быть один…
— Может, ты открыл новое направление в репортаже? — задумчиво произнес Бак. — Не поймали еще Луиджи?
— Пока нет.
— Будешь давать?
— Все ждут продолжения. Судьба Джино не забыта…
— О'кей. Славный мальчишка, — пробормотал Том.
Через неделю в бельгийском городке арестовали Луиджи. Как и предполагалось, он был подставной фигурой, заурядной личностью, не стоившей даже нескольких строк в газетной хронике. Но на следствии выяснилось, что заводик принадлежал могущественному международному концерну «Петролеум» с главной конторой в Нью-Йорке. Репортеры обратились к президенту концерна. «Петролеум» все отрицал.
Неожиданно римские газеты провели рейд по химическим заводам и обнаружили еще три подпольных фабрики «Петролеума». Предположение моего знакомого редактора Титто об отравлении родной земли зарубежными монополиями выросло в хлесткие шапки всех итальянских газет. Назревал скандал.
Я готовился ехать на судебный процесс, укладывал чемодан, когда в мой кабинет ворвался Бак.
— Срочное задание, Джон! Экстренный выпуск «Катастрофы»!
Я смотрел на него с недоумением: Томас никогда не давал мне заданий.
— Что случилось, Бак?
— Колоссальная засуха в Индии. Миллионы голодающих… У нас заказы от крупнейших телекомпаний. — Нос Томаса пылал.
— Засуха родилась не сегодня, — пожал я плечами. — Пошли кого-нибудь другого. Я лечу на процесс.
