образом, поставлены в один ряд с разбойниками и убийцами. Именно этим, а вовсе не страхом перед вооруженными рабами, объясняются усиленные меры охраны гладиаторских школ. Отношение римлян к гладиаторам было тождественно нашему отношению к закоренелым преступникам, это была смесь страха, ненависти и презрения. В этом отношении присутствует вполне доступная нам логика. Раб, которого ланиста покупал на рынке, наверняка не имел никакой квалификации и вряд ли отличался примерным поведением. Смирные рабы не нужны были на арене, где требовалась, напротив, агрессивность, желание сражаться. Так что римляне отчасти были правы, предполагая во всех без исключения гладиаторах преступную сущность.
Страх и презрение, которые как по волшебству отступали, когда гладиатор выходил на арену. Возвращаясь к изображениям гладиаторов в римском прикладном искусстве, надо отметить один примечательный факт. Гладиаторов всегда изображали во время выступления на арене или в боевом вооружении, но никогда во время тренировок или на отдыхе у себя в школе. Можно подумать, что эта сторона жизни гладиаторов римских художников совершенно не интересовала. Ничего удивительно, ведь в школе жил и тренировался преступник, к которому не испытывали ничего, кроме презрения, и который был не достоин воплощения в искусстве. Кем же становился гладиатор, выходя на арену?
Организация гладиаторских боев подчинялась строгому, отточенному веками церемониалу. Выступлениям гладиаторов предшествовала цирковая процессия — «помпа». «Скучный, как цирковая процессия», — говорили римляне. Вокруг арены медленно двигалась колесница устроителя игр, за которой шли гладиаторы, которые должны были участвовать в представлении, и несли гладиаторское вооружение. Затем следовали своеобразные показательные выступления. Гладиаторы сражались друг с другом на учебном оружии. Это позволяло зрителям заранее оценить их силу и искусство владения оружием, что было немаловажно, учитывая суммы пари, которые заключали зрители между собой. Затем следовала проверка оружия (мечей, кинжалов, копий) с тем, чтоб удостовериться в равных шансах всех участников. Сражение могло вестись на разном оружии (например, классическая пара мирмиллон — ретиарий), но шансы на победу у противников были равны.
По окончании каждого выступления арену посыпали песком, уничтожая все следы предыдущего боя. Она снова была девственно чиста в ожидании следующей пары. Гладиаторские бои сделались чудовищными по своим масштабам только во времена империи. Для Республики характерно сравнительно небольшое количество гладиаторов. Бой трехсот двадцати пар, устроенный Юлием Цезарем в 65 году до н. э., всполошил Сенат, такое множество гладиаторов одновременно свозилось в Рим. Однако в республиканское время бои были куда более кровопролитными. В обстановке неутихающей и крайне ожесточенной политической борьбы гладиаторские игры были самым простым, хотя и не самым дешевым способом заслужить общественные симпатии, а как следствие — и голоса на выборах. Но будучи мощным орудием политической рекламы, гладиаторские бои превращались в столь же мощное оружие антирекламы, если они оказывались неудачны. Неудачные бои означали плохо подготовленных гладиаторов; плохо подготовленные гладиаторы — их дешевизну, а дешевизна — попытку устроителя сэкономить на развлечении народа. Устроители игр стремились избежать этого во что бы то ни стало. От ланист требовался только первосортный товар, прекрасно обученные бойцы, способные продемонстрировать захватывающую борьбу, и ланисты за большие деньги удовлетворяли требованиям заказчиков. Цицерон в речи за Сестия говорил: «Вот гладиаторы, они — преступники или варвары, но как переносят они удары! Насколько охотнее вышколенный гладиатор примет удар, чем постыдно от него ускользнет! Как часто кажется, будто они только о том и думают, чтобы угодить хозяину и зрителю! Даже израненные, они посылают спросить хозяев, чего те хотят, — если угодно, они готовы умереть. Был ли случай, чтобы даже посредственный гладиатор застонал или изменился в лице? Они не только стоят, они и падают с достоинством; а упав, никогда не прячут горла, если приказано принять смертельный удар!»
Сражение гладиаторов вовсе не было простой схваткой вооруженных людей. К этому зрелищу применялись строгие эстетические каноны. Гладиаторское фехтование отличалось от принятого в армии в сторону усложнения. Некрасивые приемы, даже если они были эффективны, исключались. В 105 году до н. э. консул П. Рутилий поручил ланистам из школы Г. Аврелия Скавра преподать легионерам «более изощренные приемы нанесения и отражения ударов». Такая попытка была сделана лишь однажды: видимо, эффектное аренное фехтование оказалось неэффективным в условиях реального боя. За сражением пары гладиаторов наблюдал арбитр, который следил за честностью поединка и констатировал победу одного из бойцов.
Бой шел до смерти или тяжелого ранения одного из противников, также гладиатор мог признать себя побежденным. В таком случае его судьбу решала публика. Широко распространенная версия о решающем жесте, каким публика свидетельствовала свою волю: большой палец вниз в случае требования смерти или большой палец вверх — помилования для гладиатора, — исторически не подтверждается. Убитых гладиаторов увозили с арены на специальных тележках (крючьями уволакивали с арены лишь тела казненных преступников). Множество обнаруженных в настоящее время погребальных памятников гладиаторам свидетельствует, что хоронили их с соблюдением погребальных церемоний, в собственной могиле с надгробным памятником.
Победителю вручалась символическая награда — пальмовая ветвь, а за особенно удачный поединок — лавровый венок, а также денежное вознаграждение, сумма которого была вполне существенной. Во времена империи ее ограничили: не более одной четвертой стоимости свободного бойца, или одной пятой стоимости раба.
А теперь попытаемся совместить бытующее в римском обществе представление о гладиаторах, как о преступниках, с героизмом, который они демонстрировали на арене. Не здесь ли кроется ключ к пониманию популярности гладиаторских игр в римском обществе?
Одной из наиболее ценимых римлянами добродетелей была храбрость. Та самая храбрость, образцами которой были гладиаторы. Написал же Флор (впрочем, не без ехидства) о восставших рабах армии Спартака: «они погибли смертью, достойной храбрых людей, сражаясь не на жизнь, а на смерть, что было вполне естественно в войсках под начальством гладиатора».
Посмотрим на арену глазами римлян. Выходившие на нее люди были преступниками и здесь, на арене, где все было настоящим: и оружие, и кровь, и смерть, — им предоставлялся шанс показать свои истинные человеческие качества и самое драгоценное для римлян — храбрость. Римляне, конечно, знали, что храбрость гладиатора — результат тренировки и, в общем, недорого ценили ее, но в момент боя эмоциональный подъем заглушал голос рациональности.
Награждая отважного бойца и присуждая к смерти труса, римляне вершили справедливость. Гладиаторские бои были своеобразными формами народного суда, но суда не формального, где рассматривается деяние преступника, а того, где рассматривалась сама личность. Благородный душевный порыв, возможность сделаться орудием безукоризненной справедливости, обнаружить героя в преступнике, а вовсе не распущенность кровожадной толпы влекла римлян в амфитеатры.
Тема гладиаторов была бы не полной, если не рассмотреть, хотя бы вкратце, жизнь гладиаторов в их школах. Во времена Спартака эти школы лучше назвать тюрьмами для особо опасных преступников с соответствующим уровнем охраны.
Казалось бы, гладиаторы, обученные сражаться не на жизнь, а на смерть, обреченные погибнуть на арене, должны были представлять собой среду, постоянно чреватую бунтами, но во всей истории Рима зафиксировано всего два (!) случая восстаний, точнее бунтов, гладиаторов, помимо восстания Спартака.
Объяснять это единственно надежностью охраны нельзя. Слишком хорошо известно, что людям невозможно управлять при помощи одного лишь кнута. Здесь сочетаются несколько факторов, каждый из которых по отдельности не гарантировал от бунта, но совместно они создавали достаточный предохранительный барьер перед мятежными настроениями.
Вопреки бытующему представлению гладиаторы были прекрасно устроены в бытовом отношении — лучше, чем подавляющие большинство рабов и даже свободных римлян. Ужасы пребывания в гладиаторских школах начали живописать в имперские времена, когда настоящим социальным злом сделалось повальное увлечение гладиаторством, и граждане Рима все больше вытесняют на аренах рабов и преступников. Дисциплина в гладиаторских школах была палочной, и это понятно, если учесть контингент. Тем не менее жестокость ради жестокости была ланисте просто не выгодна. На арену должны были выходить полные сил бойцы. Тренировки, диета, медицинское обслуживание гладиаторов были
