того как я привез ее сюда, ведь ты понимала, что она навсегда рассталась со своим прошлым, а Мирри снова попадает в те же условия. Ты взяла какие-то свои старые платья, которые тебе надоели, отдала их переделать деревенской портнихе и заставила бедного ребенка поверить, что исключительно из самых добрых соображений навязываешь ей это тряпье!
Анонимное письмо было забыто, Джонатан не хотел думать о том, по какой причине оно написано, не хотел выслушать и понять свою племянницу. Джорджине так и не удалось объясниться с ним, он остался глух к ее словам. Письмо лежало там, куда он бросил его, — на блокноте с промокательной бумагой. Она подошла поближе и, наклонившись, взяла его. Не выпуская из рук письма, она направилась к двери, но он окликнул ее:
— Подожди! Я хотел кое-что сказать тебе.
Он отодвинул кресло от стола и, откинувшись на спинку, барабанил пальцами по его ручке. Потом перевел взгляд на нее и коротко бросил:
— Речь идет о моем завещании.
Джорджина побледнела, теперь цвет ее лица почти не отличался от лимонно-желтого цвета ее джемпера и кардигана. Ее темно-серые глаза на этом фоне показались еще темнее. При словах «Речь идет о моем завещании» на мгновение на ее щеках вспыхнул румянец, но тут же исчез.
— Дядя Джонатан...
Он поднял руку, лежавшую на колене:
— Не перебивай меня. Я хочу только одного: чтобы ты выслушала меня. Полагаю, что ты, как и все остальные, считала само собой разумеющимся, что все мое состояние перейдет к тебе?
— Дядя Джонатан, пожалуйста...
— Я сказал, чтобы ты не прерывала меня! — крикнул он. — Я хочу, чтобы ты выслушала меня! Терпеть не могу, когда эмоции вторгаются в деловые вопросы. Это чисто деловой вопрос. Речь идет о завещании. Я не хочу, чтобы ты имела превратное представление о моих намерениях. Я не считал нужным разговаривать с тобой раньше на эту тему, это было излишне. Но поскольку недавно я решил внести в завещание определенные изменения, то считаю необходимым поставить тебя в известность об этом. Не хочу, чтобы ты думала, что это решение принято поспешно или под влиянием минутного раздражения. Сравнительно недавно я пришел к выводу, что мое нынешнее завещание не отражает моих желаний. Вследствие этого я собираюсь внести в него определенные изменения. В основном те суммы, которые я завещаю прислуге, и расходы на благотворительные цели останутся без существенных поправок, но во всем остальном произойдут серьезные перемены. Я намерен обеспечить будущее Мирри.
Джорджина перевела дыхание. Не успел он докончить фразу, как она с энтузиазмом произнесла:
— Безусловно, дядя Джонатан.
Черные брови, так резко контрастирующие с его густой седой шевелюрой, слегка приподнялись в саркастической усмешке.
— Уверен, ты испытываешь самые благородные чувства, но я попросил бы не прерывать меня. Я намерен обеспечить Мирри ее безопасность и независимость. Это завещание будет значительно отличаться от настоящего, по которому все мое состояние переходило тебе.
— Дядя Джонатан...
— Твое бескорыстие заходит слишком далеко, дорогая. Не собираешься ли ты притворяться, будто тебя не волнует, если ты останешься без пенни?
Ни на секунду не задумавшись над его словами, она с негодованием воскликнула:
— Безусловно, меня это задело бы! Это означало бы, что ты ужасно рассердился на меня и не желаешь больше заботиться обо мне... Конечно, меня это взволновало бы! Но не из-за Мирри. Я была бы только рада, если бы ты обеспечил будущее Мирри. Дорогой, пожалуйста, приди в себя и прекрати так плохо думать обо мне! Я не представляю, как можем мы с тобой разговаривать в таком тоне. Все это похоже на страшный сон... да так оно и есть. Как такие ужасные мысли могли зародиться в твоей голове?
— Это факты, — ответил Джонатан, — а с фактами не оспоришь. Тебе не удастся игнорировать их, даже если назовешь все это страшным сном. Если все настолько ясно для тебя, что ты получаешь анонимные письма на этот счет, настало время что-то предпринять. С первых дней ее появления у нас ты ревновала к этому бедному ребенку, а я, как последний дурак, не замечал этого.
— Кто же раскрыл тебе глаза? — медленно спросила Джорджина. — Мирри?
В глазах Джонатана мелькнуло раздражение.
— Мирри? Нет, это была не Мирри, это несчастное дитя здесь ни при чем. Она думает, что ты желаешь ей добра. У нее только одно на языке: «Ты видишь, какая Джорджина добрая! Она отдала мне свое старое платье... какой чудесный цвет!», «Какая она заботливая! Пригласила меня пойти на прогулку вместе с ней и Энтони, но я, конечно, понимала, что ей хотелось бы побыть с ним наедине, поэтому отказалась». Кажется, в твоем письме было что-то на этот счет? Что-то насчет того, что Э.Х. влюблен в нее. Вот что, моя дорогая. Я дам тебе небольшой совет, и, если у тебя есть хоть капля здравого смысла, ты примешь его. Нет ничего более отталкивающего, чем ревнивая, злобная женщина. Так что если ты заинтересована в Энтони Хелламе, я посоветовал бы тебе быть осторожнее и не показывать ему, что ты ревнуешь его к Мирри.
Джорджина растерялась, она не знала, что сделать, как переубедить его. Каждое ее слово, взгляд, казалось, только подливали масло в огонь и разжигали его противоестественный гнев. Было бесполезно разговаривать с ним, пока он находился в таком состоянии, ей лучше уйти. Но если она промолчит, он воспримет это как признание ее вины. Сделав над собой усилие, она заговорила:
— Никогда не думала, что я ревнива.
— Так тебе немедленно стоит задуматься над этим. Это страшная ошибка, постарайся как можно скорее исправить ее. Если ты выйдешь замуж, ревность может исковеркать тебе жизнь. Признаюсь тебе откровенно, ничто не действует на мужчину столь отталкивающе.
Джорджина была бессильна. Джонатан находился в таком раздраженном состоянии, что переубеждать его не было смысла.
— Сейчас бесполезно объяснять что-то, но я никогда так не думала о Мирри. Не знаю, что произошло между нами. Не знаю, чего ты от меня хочешь добиться. По-моему, мне лучше уйти...
Она говорила все тише и тише. Наконец ее голос замер. Она отошла от стола, сжав письмо в руке, и направилась к двери. Но как только Джорджина отвернулась от своего дяди, она почувствовала, что позади нее находится что-то очень враждебное. Древний, первобытный инстинкт подсказывал ей, что ни в коем случае нельзя поворачиваться к врагу спиной. Дойдя до порога, она увидела, что дверь приоткрыта, и вышла из кабинета. Ей казалось, что, войдя в комнату, она закрыла за собой дверь. Однако сейчас дверь оказалась приоткрытой.
Глава 6
Энтони Хеллам спускался по лестнице. Поскольку он не отводил глаз от Джорджины, как только она оказывалась в поле его зрения, то увидел ее в ту секунду, когда она появилась в дверях кабинета, и сразу понял, что что-то случилось. Во-первых, с ее лица исчезли все краски, оно стало абсолютно бесцветным, а во-вторых, она пересекала холл так, будто ослепла. Ее взгляд был устремлен в одну точку, но она не замечала его и шла, вытянув перед собой руку, как будто не видела дороги. В левой руке, неуверенно поднятой, ничего не было. Правая с письмом беспомощно повисла вдоль тела. Энтони сбежал по ступенькам и встретил ее у подножия лестницы.
— Джорджина, в чем дело? Ты получила плохие известия?
Он стоял на ступеньку выше ее. Она подняла на него глаза, как будто только что заметила его, и сказала:
— Да.
По ее потерянному виду он понял, что дело неладно.
— Что случилось?
