порассказать о событиях, которые вошли в историю под названием «Дело о кольце с драгоценными камнями». Все случилось в ее комнате. К ней вбежала Мэри Стоукс и объявила, что в роще, неподалеку от кладбища, она видела убитую девушку. Миссис Фэбиан, конечно, не раз слышала всю историю. Только ее нынешним расстройством можно было объяснить то, что она не связала имя гостьи с той маленькой дамой из Лондона, которая остановилась у Моники Эббот и которая сыграла такую положительную роль в раз решении этой загадки.
— Да, да, конечно! — радостно воскликнула миссис Фэбиан. — Тебя тогда не было, ты была в школе, а ее имя улетучилось у меня из памяти. У некоторых людей такие красивые имена, но для меня они, похоже, пустой звук, я и не притворяюсь, что способна запомнить их. В конце концов, и Шекспир говорит:
Что в имени?
То, что зовем мы розой, —
И под другим названьем сохранило б
Свой сладкий запах! [4]
Силвер... да, это она. Теперь вспомнила... мисс Мод Силвер, и все так хорошо отзывались о ней. Помню, твоя кузина Альвина была ее большой поклонницей, и она дала ей рецепт таких вкусных пирожных к чаю.
Таким образом, почва для встречи двух дам была подготовлена. Джорджина, оставив повеселевшую миссис Фэбиан, вышла в холл и столкнулась там с Энтони, который появился из маленькой столовой, примыкавшей к кухне. Увидев ее, он вернулся обратно. Она вошла следом за ним в комнату, и он закрыл дверь.
— Где остальные? — спросила она.
— Джонни повез Мирри кататься в своей старой развалюхе. Она так плакала, что ей стало нехорошо, и он решил, что малышке полезно подышать свежим воздухом...
Джорджина кивнула:
— Она действительно очень полюбила дядю Джонатана. Наверное, он казался ей добрым волшебником. Бедняжка Мирри. У нее остались довольно мрачные воспоминания о дяде Альберте и тете Грейс.
Энтони стоял у окна. При этих словах он обернулся и подошел к ней:
— Бог с ней, с Мирри. Я хочу поговорить о нас.
Немного удивившись, Джорджина подняла на него глаза:
— О чем именно?
— Мирри говорит, — начал он решительно, — что Джонатан составил новое завещание, когда ездил в город. Так он сказал ей.
— По-моему, мы не собирались говорить о Мирри.
— Не в ней дело. Я говорю о том, что она сказала о завещании Джонатана.
Джорджина отошла к камину и остановилась, глядя на огонь:
— Знаешь, Энтони, мне не хочется говорить о завещаниях.
— Мне тоже. Я хочу поговорить о нас. Я упомянул о завещании только потому, что его можно не принимать в расчет. Джонатан сказал Мирри, что относится к ней, как к дочери, и, если в его словах есть какой-то смысл, это означает, что она получит большую часть его состояния. А в таком случае... Джорджина, неужели ты не понимаешь: это означает, что я могу просить тебя стать моей женой.
В камине горели яблоневые поленья. От них исходил приятный аромат. Некоторые почти сгорели и покрылись серым пеплом, но еще не рассыпались. Под тягой из трубы камина там и сям под пеплом вспыхивали сверкающие искры.
Джорджина не отрывала от них глаз. Щеки ее слегка порозовели.
— Не думаю, чтобы я пришла в восторг от предложения брака, сделанного на заранее оговоренных условиях, Энтони, — тихо сказала она.
— Что ты имеешь в виду? Я не стал бы делать тебе предложения, если бы ты унаследовала все эти деньги.
— В таком случае, ты больше думаешь о деньгах, чем обо мне.
На секунду она подняла на него глаза. Он успел заметить, что ее глаза сверкают от гнева, но Она снова перевела взгляд на огонь.
— Джорджина!
— Что еще? Если бы ты так же мало думал о деньгах, как я, ты вообще не касался бы этого вопроса. Точно с таким же успехом ты мог бы просить меня стать твоей женой только потому, что у меня много денег. Я не вижу, чем твое предложение лучше этого. В любом случае, ты придаешь деньгам гораздо больше значения, чем я. Я никогда не выйду замуж за человека с такими взглядами.
Он взял ее руку и прижал к своей щеке:
— Неужели ты действительно думаешь, что меня интересуют деньги?
— Да, если ты обсуждаешь со мной этот вопрос.
— Но если ты не получишь их... дорогая, разве ты не понимаешь, что все становится гораздо проще? Я хочу сказать, что Джонатан, возможно, оставил тебе кое-что, но если вспомнить, что ты рассказала мне вчера, не думаю, что это будет большая сумма.
Она обратила к нему спокойный взор:
— Интересно, какие же пределы устанавливает твоя гордость? Стоило бы подумать над этим. Допустим, он оставил бы мне пятьсот фунтов в год...
Энтони рассмеялся, но чувствовалось, что он раздражен.
— Что ты хочешь сказать?
— Это ты хотел говорить об этом.
— Ты знаешь, что он оставил тебе такую сумму?
— Нет, не знаю. Мне просто интересно, под какой суммой ты готов подвести черту. И ты не ответил мне. Мог бы ты допустить, чтобы у твоей избранницы было пятьсот фунтов в год?
Прежде чем она поняла, что он собирается сделать, он схватил ее за плечи:
— Если ты думаешь, что я собираюсь торговаться...
— Энтони!
— Ведь на самом деле ты прекрасно знаешь, что мне наплевать на эти чертовы деньги!
Джорджина посмотрела на него:
— Понимаешь, мы всегда могли бы отказаться от лишних денег. Предположим... только предположим, что их оказалось бы больше, чем ты согласился бы принять... Нет, Энтони, ты не должен целовать меня! Я не разрешала тебе. Если бы ты не пререкался, то и я не стала бы. Я не знаю, сколько оставил мне дядя Джонатан, и не хочу знать. Сначала я хочу выяснить наши отношения, они не должны строиться на основе денежных расчетов. Если я получу какие-то деньги, это будут наши общие деньги. Если я не получу ничего, все, что будет у тебя, станет нашим. Если я получу больше того, что нам нужно, и от этого ты будешь чувствовать себя несчастным, мы избавимся от этих денег. Мы обговорим все сейчас и решим, какую сумму ты согласен принять. Теперь ты не считаешь, что нам нужно прекратить всякие разговоры о деньгах? — Ее голос задрожал на последних словах.
Он обнял ее, и они поцеловались. Прошло какое-то время, прежде чем она попробовала остановить его:
— Ты не должен!
— Почему?
— Потому что... потому что... ох, я не должна позволять тебе! Только я подумала, что с денежным вопросом мы разобрались.
— Что еще нам мешает?
— Нечто гораздо более важное.
— Джонатан? Понимаю, дорогая. Но мне кажется, он был бы только доволен.
— Да, он был бы доволен. Ты ему очень нравился, но... но...
— Нет больше никаких «но».
