Глаза Мирри наполнились слезами.
— Я стараюсь...
— Умница.
— Он был таким... щедрым ко мне. — Голос ее прервался, и фраза распалась на две части.
— Он очень любил тебя, — согласился Джонни.
— Да... так он говорил мне. Он сказал, что относится ко мне, как к родной дочери. Джонни... знаешь, он обещал изменить завещание, а потом сказал, что так и сделал... как, по-твоему, он оставил что-нибудь Джорджине?
Джонни присвистнул:
— Почему ты так думаешь?
Мирри заговорила тихо и взволнованно:
— Он разозлился на нее. Я не совсем понимаю почему, но знаю, что это так. Мне не хотелось бы, чтобы он оставил ее без пенни.
— Джонатан не мог поступить так. Она его родная племянница и живет у него с трех лет.
— Джонни... если я получу кучу денег... что мне с ними делать?
— А что тебе хотелось бы?
Мирри задумчиво посмотрела на него:
— Не знаю. Мне хотелось бы остаться в Филд-Энде. Это возможно?
— Наверное, если тебе захочется. Все зависит от того, кому достанется дом.
— Он сказал, что хочет, чтобы здесь был мой родной дом.
— Тогда это будет зависеть от того, достаточно ли ты получишь денег, чтобы содержать такой дом.
— Он сказал, что хотел бы, чтобы все узнали, что он относится ко мне, как к своей дочери.
Если в ее словах содержался какой-то смысл, это означало, что в худшем случае Мирри разделит это поместье с Джорджиной. Но ее планы могли оказаться значительно радикальнее.
Она пристально смотрела на него:
— Как, по-твоему, могла бы я купить машину?
Она произнесла это так торжественно, что он чуть не расхохотался.
— Дорогая, почему бы нет. Мирри не спускала с него глаз:
— Мне хотелось бы научиться водить машину.
— Я научу тебя.
— О Джонни, какой ты добрый!
Совесть Джонни Фэбиана была воспитана в лучших традициях прошлого: она всегда знала отведенное ей место. Так ребенку в восемнадцатом веке объясняли, что в разговор можно вступать только в том случае, если к тебе обращаются взрослые. Но когда Мирри нежным тихим голосом сказала ему, какой он добрый, все правила были забыты, и он почувствовал угрызения совести.
— К тебе всегда будут относиться по-доброму, — поспешил он заверить ее.
— Правда?
Она протянула ему руку, и он взял ее. Она засунула руки в большие теплые перчатки. Они были ей так велики, что ее маленькие ручки утонули в них, это были перчатки Джорджины. Джонни снял их и поднес к лицу маленькие холодные ладошки, поцеловав сначала одну ладошку, потом — другую.
— Как можно не любить тебя? — произнес он. — Мне нельзя, но я не могу противостоять искушению.
— Почему нельзя?
— У тебя, дорогая, будет куча денег.
— Ну и что?
— Ничего, если бы у меня тоже была куча денег, но у меня их нет.
— У тебя совсем нет денег?
Джонни удрученно рассмеялся:
— Немного осталось от тети, а также то, что зарабатываю честным тяжким трудом.
— Ты покупаешь машины, а потом продаешь их?
— Я покупаю их как можно дешевле, а продаю как можно дороже — в этом вся суть. Если бы Джонатан оставил мне хоть немного, я мог бы вложить деньги в какое-то достойное предприятие и получить хорошую прибыль. Я понимаю толк в машинах.
— Эта не слишком красивая.
— Дорогая, это не машина, это называется «бывшая в употреблении». Но я сумею ее продать, что удалось бы сделать очень немногим.
Мирри сказала с видом ребенка, раздающего куски торта на дне своего рождения:
— Если у меня и правда будет много денег, я дам тебе.
Джонни получил еще один острый укол совести. Он поцеловал ее пальцы и сказал со смехом:
— Тебе не удастся это сделать, дорогая. По крайней мере, при нынешнем положении дел.
— Не понимаю почему.
— Во-первых, пока тебе не исполнится двадцать один год, тебе назначат опекуна, и, кто бы им ни оказался, он не позволит тебе раздавать деньги направо и налево. А если бы тебе это и позволили, существует глупый предрассудок против мужчин, берущих деньги у девушек. Ведь тебе не хотелось бы, чтобы каждый встречный оскорблял меня? И подумай, как плохо это скажется на бизнесе.
Он почувствовал, как ее ручки затрепетали в его руках.
— Джонни, ты сказал, что этого нельзя сделать при нынешнем положении вещей. А как можно сделать?
— Понимаешь...
Она вырвала у него свои руки и сжала кулачки:
— Так как же... как?
Поддразнивая ее, Джонни ответил с улыбкой:
— Боюсь, дорогая, это неосуществимо.
— Скажи мне, как! Немедленно скажи!
— Что ж, — ответил Джонни, — наверное, ты могла бы выйти за меня замуж.
Ее взгляд изменился. Какое-то выражение так быстро промелькнуло в нем, что он не уловил его смысла. Глубоко вздохнув, она спросила:
— Это можно?
— Конечно, ведь люди женятся. И ты когда-нибудь выйдешь замуж. Не думаю, что я окажусь твоим избранником.
Несколько раз глубоко вздохнув, Мирри спросила:
— Почему же не ты?
— Дорогая, ты слишком молода.
На ее лице вспыхнул румянец.
— Сколько девушек выходит замуж в восемнадцать лет!
Он продолжал улыбаться:
— Я слишком беден.
— А если мне наплевать, что ты беден?
Он рассмеялся:
— Если бы я принадлежал к числу возвышенных, благородных героев, я сказал бы: «Как я могу, дорогая? Ведь все подумают, что я женился на тебе из-за денег!»
— Я не считаю это благородством, я называю это глупостью.
— Честно говоря, я тоже.
— Так вот почему Энтони не делает предложения Джорджине!
— Вполне возможно.
— Он же влюблен в нее, правда?
Джонни рассмеялся:
— Тебе лучше спросить его!
