Спустя минуту в прозрачных дверях длинного вестибюля показался быстро приближающийся квадратный силуэт. Дверь отворилась, и в фойе вломился запыхавшийся здоровяк лет тридцати пяти с озлобленной физиономией. Он вмиг оказался в центре зеркального холла и защелкал вытаращенными глазками, оглядываясь вокруг. При этом его круглая, коротко остриженная голова, которая казалась посаженной прямо на туловище, проворачивалась подобно секундной стрелке в такт моргающим глазам. Именно за эту массивную короткую, как у снеговика, шею, за это сходство со снежной бабой телохранителя крестных детей Матушки прозвали Санта-Клаусом. Со временем кличка трансформировалась в более краткое – Клаус и закрепилась навсегда.
Как только в сутолоке находившихся в холле людей и их зеркальных отражений здоровяк обнаружил тех, кого искал, он облегченно вздохнул. И его толстые губы растянулись в искренней улыбке. Он вынул носовой платок, протер вспотевший лоб и, затянув ослабленный галстук, размашистой походкой направился к гардеробу, где парень и девушка сдавали вещи.
– Вам от меня не смыться, я бы своими руками задушил того идиота, который научил тебя, Мила, водить тачку, – буркнул здоровяк, не очень-то церемонясь. Парень и девушка, к которым он обратился, стояли к нему спиной. От неожиданности они на мгновение остолбенели.
Первой справилась с растерянностью девушка, она резко обернулась, отчего ее длинные русые волосы, завитые мелкими кудряшками, разлетелись во все стороны. Девушка сурово взглянула на улыбающегося здоровяка и, сморщив лобик, чуть слышно произнесла:
– Когда ты перестанешь мозолить нам глаза?
Здоровяк начал было что-то объяснять, но девушка, слышавшая уже тысячу раз этот скучный монолог приставленного к ней и брату телохранителя, оставила неприятного собеседника и, соблазнительно покачивая бедрами, прошла к кассе. Вход был платный, моду на фейсконтроль завезли в Киев намного позже, чем в Москву.
Растерянный здоровяк продолжал невнятно бубнить, полагая, что уж юноша-то должен его понять:
– Андрюша, я убедительно вас прошу, не надо от меня бегать. Елена Александровна очень недовольна вашим поведением и особенно поведением Милы. Мне платят за то, чтобы я не оставлял вас ни на минуту. И немало платят. А я привык отрабатывать свой хлеб на совесть. Вы не должны так поступать, – он опять достал из кармана платок и вытер лоб, – а то кошки-мышки получаются, вы все время пытаетесь улизнуть. Я вас не охраняю, а ищу, и если что случится, с меня ведь голову снимут. Хозяйка настаивала, чтобы вы не посещали злачные места.
– Клаус, не кажется ли тебе, что ты поднял много шума из ничего? – наконец отозвался парень с таким вялым безразличием, будто обращался не к своему телохранителю, а в пустоту. – Ничего страшного не будет, мы просто хотим развлечься, да и разве здесь злачное место? Солидная публика, ты зря. Ты бы лучше, Клаус, расслабился, как все, чем заниматься чепухой. Нас здесь никто не обидит, не посмеют. Все же знают, кто наша крестная…
– Андрей, я купила билеты, пошли скорей! – крикнула Мила. Андрей небрежно хлопнул телохранителя по плечу и пошел к сестре, которой не терпелось нырнуть в кипящий водоворот дискозала.
Клаус не собирался расставаться с двадцатью долларами. Ребята из службы безопасности дансинга, проверявшие билеты на входе, хорошо знали его как одного из людей Роланда Кутателадзе. При виде Клауса они изобразили бьющее ключом дружелюбие, бурный восторг, пошутили о том, что наверняка Клаус зачастил в «Лыбидь» неспроста, точно заприметил породистую козочку с ногами от ушей, затем громко похохотали и без лишних разговоров всучили контрамарку.
Когда Клаус вошел в дискозал, ему показалось, что он тонет в людской гуще. Он выругался про себя, проклиная тот день, когда определился с ремеслом, которым будет заниматься. А теперь вот еще эти высокопоставленные малолетки опять куда-то подевались. За одним куда ни шло следить, но ведь их же двое. Недавно, правда, подкинули помощника. Приказали удвоить бдительность. Все из-за больших проблем у Матушки.
«Ну а раз проблемы, – рассуждал Клаус, – какого черта выпускать птенцов из клетки! Пусть бы себе сидели взаперти, пока страсти не улягутся. Эти голуби, как специально, теперь еще больше куролесить стали. Как с цепи сорвались! А этого безмозглого недотепу-помощника лучше бы не выделяли. С него толку никакого, разве что баранку крутить. Еще один салабон на шее». Клаус клял себя и весь белый свет ровно до тех пор, пока не наткнулся на своих подопечных.
Как только Клаус их увидел, он сосредоточился на своих обязанностях. В его сознание залетела несуразная мысль о том, что не мешало бы обзавестись прибором ночного видения. В этом мерцающем нагромождении огней, прожекторов и стробоскопов двух глаз было явно недостаточно, тем более что глаза Клауса невольно косились на полчища длинноногих красавиц, которые украшали валютный дансинг.
Красавиц поставляло в дансинг агентство манекенщиц «Роксолана», отколовшееся от городского Театра мод и превратившееся в заурядную сутенерскую контору. Имя Роксолана для названия выбрали не случайно.
Психология любимой жены султана Сулеймана Великолепного, поставившей на место всех своих конкуренток из гарема, прельщала и являлась руководством к действию для многих украинских молодок. Они ничуть не меньше, чем легендарная наложница, одновременно стремились и к сиюминутному комфорту, и к сладкой жизни в будущем. И так же, как Роксолана, приказавшая убить беременных наложниц султана после его смерти ради спокойного воцарения своего сына, они могли быть жестокими. Так же, как Роксолана, пожертвовавшая собственными сыновьями в угоду османской традиции престолонаследия ради старшего своего сына, они готовы были служить чужому хозяину. Словно дворняжки, лишь бы хоть изредка им позволяли демонстрировать роскошный ошейник и гулять без поводка. Так же, как родившаяся в христианской деревушке Западной Украины будующая любимая жена султана сменила веру, дабы стать царицей, они в любую минуту покрыли бы голову хиджабом из золотой парчи. Они были готовы на все. Даже на стажировку в Турции…
Контора выставляла девочек напрокат на разного рода презентации, празднования, банкеты, словом, по поводу и без повода, лишь бы на счет агентства перечисляли деньги. Молоденькие девчушки- манекенщицы из Херсона, Симферополя, Одессы, все как одна в откровенных декольте, были в восторге от представившейся возможности задарма посещать дорогие столичные дискотеки. К тому же руководитель агентства не очень-то за ними следил. Это было одним из негласных условий договора. Девушка по желанию могла уйти с любым посетителем дансинга. «Лыбидь», отель «Украина» на бульваре Шевченко, ночные клубы на Пушкинской и Крещатике кишели иностранцами, респектабельными господами из деловых кругов Киева, откровенными бандитами.
Девочки неохотно соглашались предоставлять свои услуги бандитам. Эти парни выжимали все соки. Причем не было никаких гарантий, что за стараниями последует вознаграждение. Самый беспроигрышный вариант – американцы и французы, эти платили щедро. Итальянцы гораздо хуже, а турки вообще жлобы. Девочки разведали это еще на стажировке.
Они отрешенно щелкали томными глазами, небрежно держали изящными пальчиками ментоловый «Данхилл» и невзначай подтягивали чулочки – равных им на этой охоте за престижным клиентом в дансинге не было, и зачастую случалось, что пришедший в сопровождении парочки шлюх мурзик уезжал с манекенщицей из «Роксоланы», забыв про своих спутниц.
Клаус со своей внешностью стопроцентного громилы не мог взять в толк, почему молодки воротят от него нос. О существующей у девочек табели о рангах он не имел понятия, а призадуматься ему было некогда. Он принадлежал к тому типу людей, которые, в отличие от Юлия Цезаря, не могут делать несколько дел одновременно. Поэтому сейчас, невольно переключившись на обзор блистательных герлз, он не удержался и завел с одной из них «утонченную» беседу о том о сем. И посему несколько уклонился от своей работы. Так Клаус пропустил назревающий инцидент с участием его подопечных.
Между тем Андрей, расположившийся вместе с сестрой за столиком неподалеку от эстрадного ринга, самозабвенно смотрел на танцовщицу. Ее партнер как всегда выглядел лишь тенью своей напарницы. Она забрасывала на его плечи свои длинные ноги, обвивала ими шею танцора, прогибалась и кружилась, создавая собственную версию необузданного сладострастия. Завсегдатаи дансинга ожидали того момента, когда слепящие круги прожекторов, ползающие по рингу, сольются воедино на большом гладком помосте в центре и танцор, напоследок лизнув каблук партнерши, удалится прочь. Парный танец был лишь затравкой,
