– Я. я уверена, он шевельнул лапкой!
Жак Мелье взял Летицию за плечо. Он понимал, что от горя она видит именно то, что хочется видеть.
– Увы. Это, скорее всего, было чисто рефлекторное движение.
Жюльетта Рамирез не хотела оставлять Летицию Уэллс в сомнениях, она поднесла маленький трупик к уху. Даже положила его в ушную раковину.
– Думаешь, ты услышишь, как бьется его сердце?
– Кто знает? У меня тонкий слух, я могу услышать даже малейшее движение.
Летиция Уэллс снова взяла тельце героя и положила его на скамейку. Встав на колени, она осторожно поднесла к его мандибулам зеркальце.
– Надеешься обнаружить дыхание?
– Но ведь муравьи дышат, разве нет?
– У них слишком легкое дыхание, мы не сможем его заметить.
В бессильной досаде они смотрели на неподвижное насекомое.
– Он умер. Он мертвый!
– 103-й был единственным, кто надеялся на наше межвидовое содружество. Не сразу, но он все-таки поверил в возможность взаимопроникновения двух наших цивилизаций. Он нашел подход, нашел общие знаменатели. Никакому другому муравью было бы не по силам совершить такое. Он понемногу начинал становиться. человеком. Он оценил наш юмор и наше искусство. Вещи совершенно бесполезные, как он говорил. но такие чарующие.
– Мы обучим другого.
Крепко обнимая Летицию Уэллс, Жак Мелье пытался утешить ее.
– Мы найдем другого муравья и объясним ему, что такое юмор и искусство. Пальцев.
– Таких, как он, больше нет. Это я виновата. я виновата. – повторяла Летиция.
Они не сводили глаз с тела 103-го. Последовало долгое молчание.
– Мы достойно похороним его, – сказала Жюльетта Рамирез.
– Мы похороним его на кладбище Монпарнас рядом с великими мыслителями столетия. Сделаем небольшое надгробие, а на нем надпись: «Он был первым». Только нам одним будет известен смысл этой эпитафии.
– Устанавливать крест мы не будем.
– И никаких цветов или венков.
– Только плита, а из нее устремленная вверх веточка. Ведь он всегда держал голову высоко, даже когда ему было страшно.
– А боялся он всегда.
– Каждый год мы будем приходить на его могилу.
– Лично я не люблю вспоминать о поражениях. Жюльетта Рамирез вздохнула:
– Как жаль!
Краем ногтя она пошевелила антенну 103-го.
– Ну давай! Просыпайся! Ты подшутил над нами, а мы поверили, что ты умер, ну покажи, что это шутка. Ты пошутил, как шутим мы, люди. Видишь, у тебя получилось, ты открыл муравьиный юмор!
Она поднесла труп к галогеновой лампе.
– Может, если немного тепла.
Они все смотрели на тельце 103-го. Мелье не удержался и пробормотал короткую молитву: «Господи, сделай так, чтобы.»
Но по-прежнему ничего не происходило.
Летиция Уэллс едва сдерживала непрошеную слезу, но слеза все же скатилась, скользнула по носу, затем по щеке, на мгновение задержалась в ямочке подбородка и упала рядом с муравьем.
Соленые брызги задели антенны 103-го.
И тут произошло нечто. С расширенными от удивления глазами, все они подались вперед.
– Он пошевелился!
На этот раз все видели, как задрожала антенна.
– Он шевельнулся, он еще жив! Антенна вздрогнула еще раз.
С лица комиссара Летиция сняла слезу и обмакнула в нее антенну.
Антенна едва заметно отклонилась назад.
– Он жив. Он жив. 103-й живой!
Жюльетта Рамирез скептически потирала губы пальцем.
– Это еще ничего не значит.
– Он тяжело ранен, но, может, его можно спасти.
– Нам нужен ветеринар.
– Ветеринар для муравья, да такого нет! – заметил Жак Мелье.
– Кто же тогда сможет вылечить 103-го? Он умрет без медицинской помощи!
– Что же делать? Что делать?
– Унести его отсюда да побыстрее.
От радости они не знали, что делать: им так хотелось, чтобы муравей зашевелился, а теперь, когда он двигался, они не знали, как ему помочь. Летиция Уэллс хотела погладить его, успокоить, извиниться. Но она чувствовала себя такой неуклюжей, такой неловкой в пространстве-времени муравьев, что только ухудшила бы ситуацию. Ей хотелось стать муравьем, чтобы вылизать его, подкрепить его хорошим трофол- лаксисом.
Она воскликнула:
– Его могут спасти только муравьи, его надо отнести к своим.
– Нет, на нем чужие запахи. Даже муравей из его собственного гнезда не опознал бы его. Он бы его убил. Предпринять что-то можем только мы.
– Нужны микроскопические скальпели, пинцеты…
– Если только это, тогда давайте поспешим! – закричала Жюльетта Рамирез. – Быстрее домой, возможно, еще не все потеряно. У вас сохранился спичечный коробок?
Летиция бережно уложила 103-го, она очень надеялась, что этот носовой платок, который она сама вышивала, станет не саваном, а больничной простыней, и что в руках у нее не гроб, а карета «скорой помощи».
Из кончиков антенн 103-го раздается слабый зов, как будто он понимал, что умирает, и хотел попрощаться.
Они поднялись на улицу, стараясь поменьше трясти коробок и раненого.
На улице Летиция со злостью вышвырнула свои туфли в сточную канаву.
Они поймали такси, попросили ехать как можно быстрее, при этом избегая тряски.
Шофер узнал своих пассажиров. Это была та самая парочка, которая в прошлый раз заставляла его ехать на скорости 100 метров в час. Всегда попадаются одни и те же чудаки. Им то некуда спешить, а то они несутся сломя голову!
Однако такси быстро вырулило в сторону дома Рамирезов.
208. Феромон
Феромон: Зоология.
Тема: Пальцы.
Источник: 103-й. Дата: 100000667.
Панцирь: У Пальцев мягкая кожа. Защищая кожу, они укутывают ее кусками сплетенных растений или прячутся за кусками металла, которые называют «автомобилями».
Соглашение: Пальцы ничего не понимают в торговом деле. Они такие наивные, что обменивают полную лопату еды на клочок несъедобной цветной бумажки.
Цвет: Если человек пробудет без воздуха больше трех минут, у него меняется цвет кожи.
Любовный парад: Пальцы предаются сложному любовному параду. Для этого они чаще всего собираются в специальных местах, называемых «ночные клубы». Часами они трясутся лицом к лицу, имитируя таким образом акт совокупления. Если представление им понравилось, то они направляются в
