не запомнил, да и его было просто невозможно различить в сумраке. Фигура бесшумно скользнула по проходу и скрылась в дальнем крыле подземелья. Успокаивая себя, я решил, что всё это мне померещилось… Думаю, вы поймете, почему я не решился преследовать таинственную незнакомку. Не буду скрывать – в первый момент я испугался, ведь со мной рядом не было никого, на чью помощь можно было рассчитывать в случае чего. Поэтому я быстро поднялся по лестнице, вышел из подвала, где и столкнулся с паном Пепериком, который случайно проходил мимо. Когда я объяснил ему ситуацию, мы вместе спустились обратно в подземелье. Мы осмотрели все закутки подвала, но никого не обнаружили. А я еще надеялся, что меня кто-то разыграл! После этого пришлось выбирать – или мне действительно повстречалось привидение, или просто в тот роковой вечер я на какое-то время потерял рассудок. Но разве я похож на сумасшедшего? Хорошо, что еще Бася мне поверила, или, по крайней мере, сделала вид, что история с привидением ей не кажется вымыслом…
– Нет, почему? – подала голос молодая женщина. – Я тебе действительно поверила…
– В конце концов, это не так важно! – перебил её пан Ольшанский. – Дело в том, что на следующий день, когда мы спустились с дочерью в подвал, на стене потайной комнаты мы обнаружили начертанную куском штукатурки надпись «MARANA». Вероятно, и это можно было счесть чьей-то неудачной шуткой, если бы не зловещее значение слова – в переводе с санскрита оно означает «смерть» или даже «убийство»… Ключ от подвала имелся только у меня и, естественно, у пана Пеперика. Однако было глупо подозревать совладельца усадьбы в том, что ночью он проник в подвал, чтобы оставить на стене устрашающую надпись. Тем более, вряд ли древнеиндийский эпос – его конек. Я бы и сам, возможно, не придал большого значения надписи, но к тому времени мне уже было кое-что известно о бывшем владельце усадьбы. Дело в том, что пан Жуевский в начале девятнадцатого столетия много путешествовал по Азии и привез на родину немало священных текстов, написанных в частности на санскрите – несколько таких листов мы обнаружили в сундучке.
Не стану убеждать вас в том, что к этому событию я отнесся легкомысленно. Наоборот, в какой-то момент мне даже показалось, что из глубины веков в облике привидения явился посланец потустороннего мира, желающий либо предупредить людей о смертельной опасности, либо сообщить им о какой-то тайне, связанной с этим домом. Почти весь день мне было не по себе. А чтобы мистическая надпись не стояла у меня перед глазами, я попросил Басю стереть её мокрой тряпкой.
Однако, когда мы возвратились из подвала в мой номер, там нас ждал новый сюрприз! На стене в полный рост был изображен почти нагой мужчина с головой быка, держащий в руках то ли две извивающиеся змеи, то ли две веревки. Я почти сразу понял, что к невинной шутке это не имеет никакого отношения – кто-то тайком пробрался в мои апартаменты и на стене спальни изобразил легендарного бога смерти Яму. А ведь еще индусы считали, что это божество приходит к умирающему с путами, чтобы связать его и доставить в свой подземный мир. Естественно, я расценил это художество как еще одно зловещее предупреждение.
Почти всю ночь я не мог заснуть и пролежал на диване с открытыми глазами, вздрагивая от каждого шороха. Утром мне удалось под вымышленным предлогом улизнуть в Станички, где я обратился за помощью к сельскому старосте, но тот просто поднял меня на смех. Звонок в полицию тоже оказался безрезультатным – мне любезно посоветовали посетить врача, видимо, полагая, что у меня не все в порядке с нервами. И это близко к истине, ведь опасения за собственную жизнь и жизнь моей дочери небеспочвенны! Я даже настоял на том, чтобы Бася перебралась из усадьбы на хутор в семью местного лесничего. И, вообще, я намерен отправить её сегодня домой. Конечно, работа по выемке документов не завершена – еще потребуется около недели или двух, чтобы подготовить все манускрипты к перевозке в столицу, но, думаю, я управлюсь один… Итак, пан Грошек, могу ли я рассчитывать на вашу помощь? Можете ли вы все это время находиться поблизости и оградить меня от возможной опасности?..
Анджей посмотрел на встревоженное лицо пана Ольшанского, перевел взгляд на Басю, которая молча стояла у окна, и попытался разрядить обстановку простенькой шуткой.
– Вы предлагаете мне изловить привидение? – спросил он у мужчины.
– Глупости… – отозвался седовласый профессор. – В этом деле надо просто хорошенько разобраться. Если вы инкогнито поселитесь в отеле, то сможете провести скрытое расследование. Я буду только рад, если мои опасения не оправдаются.
– Хорошо, – согласился Анджей. – Но в этом случае мне потребуется легенда, чтобы ни у кого не вызвать подозрений. Вряд ли от соседства с частным детективом привидение или некий злоумышленник придет в восторг.
– Представьтесь сотрудником столичного музея, – сказала Бася, наматывая на указательный палец локон своих восхитительных волос. – Тогда ваше появление здесь будет выглядеть вполне естественно…
– Увы, я не силен в исторических дисциплинах, – усмехнулся в ответ пан Грошек. – Боюсь, завалю вам всю операцию.
– Ничего, – обнадежил его пан Ольшанский. – Не боги горшки обжигают. Если для пользы дела придется соврать, врите уверенно. Люди так устроены, что они охотнее верят нагромождениям лжи, чем крупицам истины…
Как только стороны заключили устный договор, профессор встал из-за стола и направился к выходу.
– Идемте, пан Грошек, – сказал он, заметно воодушевившись. – Я вас представлю хозяевам особняка…
Глава 2
Замок Тирберг
Минут десять пан Ольшанский и Анджей шли по извилистой лесной тропинке. Вероятно, пожилому мужчине быстрая ходьба давалась с трудом, поэтому он экономил дыхание и за все это время не проронил ни слова. Грошек, вышагивая рядом с профессором, мысленно принялся составлять подробный словесный портрет клиента. «Лицо овальное, редкие седые волосы, высокий морщинистый лоб с залысинами, глаза карие, нос прямой, в уголках рта глубокая носогубная складка, ниже правого уха две небольшие бородавки, подбородок чуть выдвинут вперед…».
В век фотоаппаратов и миниатюрных видеокамер, наверное, только идиот стал бы описывать внешность человека безликими стандартными словами. Однако Анджей себя к кретинам не причислял. Просто тренировка зрительной памяти уже давно вошла у него в привычку. Одно время он даже пытался выработать у себя настоящий собачий нюх, чтобы без труда ориентироваться в мире человеческих запахов. Как он установил, все люди пахнут и пахнут по-разному. Точнее, мужчины. Адвокат Гржибовский, например, пах мышами. Лейтенант Барич из полицейского управления распространял вокруг себя весьма ощутимый запах дорого ликера, хотя на самом деле пил умеренно и в основном гданьскую водку. Вот только женщины путали все карты. Добраться до природных дамских ароматов не было никакой возможности, поскольку почти всегда их перебивал тошнотворный запах духов. Может быть, поэтому Грошек, в конце концов, и забросил свои перспективные опыты с обонянием… Кстати, от пана Ольшанского заметно веяло плесенью. Хотя, вряд ли это был его собственный запах. «Скорее всего запах плесени он подцепил в сыром подвале,» – поразмыслив, решил Анджей.
Они вышли из рощицы и подошли к оврагу, по дну которого бежал небольшой ручей.
На противоположном берегу среди деревьев высилось двухэтажное здание, отстроенное без особых архитектурных изысков – только кирпичная коробка и двускатная черепичная крыша. Рядом с домом, метрах в двадцати, стояла каменная башня с бойницами, но без купола. Издали оборонительное сооружение напоминало гигантскую пробку от бутылки, истыканную вилкой. С одной стороны к башне примыкала полуразрушенная стена. Видимо, это было все, что осталось от древнего крепостного вала.
Перемахнув через деревянный мосточек, мужчины направились к особняку. Едва они взошли на пригорок, как из-за деревьев показалась узкая полоска озера.
Живописный лес на горизонте, вода, свежий воздух мгновенно вскружили Грошеку голову – ему так вдруг захотелось искупнуться, полежать под скупым осенним солнцем на берегу озера, погрузиться в негу небытия, что он почти забыл о цели своего визита. Казалось, все радости мира сосредоточились в этом клочке земли. Анджей уже стал лихорадочно вспоминать, захватил ли он с собой плавки, когда пан Ольшанский, наконец, вернул его к действительности.
