с улыбкой на губах, но в его голосе не было и тени юмора, — Твоя выходка не вызовет аплодисментов, а скорее наоборот.
Глауен, застигнутый врасплох таким оборотом дела, грустно сказал:
— Даже если бы я и не был бодуном, я бы все равно приберег ее для молодняка.
— Пожалуйста, не обращай внимания на моего слишком галантного помощника, — обратился Джулиан уже к Вейнесс, — его комплименты в данных обстоятельствах кажутся слишком фамильярными.
— Это о каких ты обстоятельствах говоришь? — поинтересовался Глауен.
— Это, вообще-то, не твое дело, но я скажу: у нас с Вейнесс есть виды на длительные отношения.
— Успокойся, Джулиан, — с натянутым смешком заметила Вейнесс, — Все течет, все изменяется. А что касается Глауена, то, не смотря на его обыденную практичность, у него очень поэтическая душа, и тебе следует терпимей относится к полетам его фантазии.
— В конце концов, я — Клаттук, — напомнил Глауен, — Мы знамениты своей романтической натурой.
— По этому поводу я хочу рассказать одну историю, — вмешался Мило, — Я имею в виду историю про легендарного Рейнольда Клаттука. Он в Касковской пустоши рискуя жизнью спас в снежный буран прекрасную деву, пронес ее через буран до дорожной станции; развел огонь, чтобы согреть, растер ей ноги и руки, а потом терпеливо начал потчевать ее горячим супом и тостами с маслом. Она съела, сколько смогла, затем расслабилась, откинулась на спинку стула и случайно рыгнула, это так оскорбило чувствительную натуру Рейнольда Клаттука, что он опять выгнал ее на мороз.
— Мило, эта история слишком неправдоподобна, — запротестовала Вейнесс.
— Она, должно быть, сделала что-то еще, — добавил Глауен, — Я не думаю, что я бы выгнал ее за столь мелкую оплошность.
— А как ты думаешь, что она могла сделать еще? — поинтересовался Мило.
— Трудно сказать. Может быть она обругала его за то, что у него подгорел тост.
— Однако традиция утверждает, — не унимался Мило, — что когда ты сидишь за одним столом с Клаттуком, то следует внимательно следить за своими манерами.
— Я буду очень внимательной, — пообещала Вейнесс, — Мне очень не хочется, чтобы Глауен счел меня вульгарной.
Глауен поднялся из-за стола.
— А сейчас, думаю, мне лучше сходить и заказать на завтра бодунов. Джулиан, ты пойдешь завтра осматривать поле брани или попытаешь найти свое счастье на озере Глубокое?
Какое-то время внутри Джулиана происходила внутренняя борьба.
— Пока я уже посмотрел там все, что мне надо. Пожалуй, я лучше съезжу с вами на озеро Глубокое.
Глауен и Мило пошли в конюшни. Джулиан проследил взглядом, как они пересекли террасу и неодобрительно покачал головой. Он повернулся к Вейнесс:
— Романтик он там или нет, но я нахожу этого парня Клаттука очень неприятным. Я просто возмущен тем, как он смотрит на тебя. Он, похоже, забывает, что ты относишься к Натуралистам и не входишь в общество персонала станции. На самом деле, тебе надо твердо и жестко поставить его на место.
— Джулиан! Я просто поражена! Мне казалось, что последователи ЖМС отказались от классового разделения общества, и все вместе рука об руку маршируют к рассвету светлого будущего.
— По этому поводу скажу одно. В моей личной жизни я очень разборчив, и считаю это просто моей прерогативой. Я представляю высшую расу Сферы Гаеана, и я отказываюсь иметь дело с чем-то, что не относится к самому лучшему. К этой категории я имею счастье отнести и тебя.
— Я тоже очень высокого мнения о себе, — заявила Вейнесс, — Я тоже не хочу иметь ничего общего с более низкими людьми, под которыми я подразумеваю дураков и лицемеров.
— Именно так! — согласился Джулиан, — У нас с тобой одинаковая точка зрения!
— Но есть небольшая разница, — заметила Вейнесс, — У нас в одни и те же категории входят разные люди.
Джулиан нахмурился.
— Ну…, может оно и так. В конце концов, у каждого из нас свои собственный круг знакомых.
— Получается так.
Тщательно наблюдая за своим голосом, Джулиан спросил:
— Ты все еще собираешься съездить на Землю?
— Да. Мне надо там провести некоторые исследования, которые я не могу осуществить здесь.
— И какова же область твоих исследований? Ты всегда об этом так неопределенно высказываешься.
— В основном, я хочу проследить возникновение некоторых фольклорных направлений.
— И Мило тоже едет с тобой?
— Так, по крайней мере, планируется.
— А как же я? — с нотой упрека в голосе спросил он.
— Я не понимаю, что ты этим хочешь сказать… Хотя, возможно и догадываюсь.
— Я думал, что мы с тобой достигли взаимопонимания. Я не могу ждать вечно.
Вейнесс отрывисто рассмеялась.
— Это, так называемое взаимопонимание, мамина идея, а не моя. Она просто не практична. Для начала, я не разделяю твоих политических симпатий.
— Этого раньше не было. На тебя кто-то оказывает влияние. Может Мило?
— Мы с Мило редко, обсуждаем политику.
— Но не может же это быть Глауен Клаттук! Он еще более наивен, чем Мило.
— А сама я не могу ни до чего додуматься? — спросила Вейнесс, начиная раздражаться, — И все же, ты недооцениваешь Глауена: он спокойный, скромный и очень умный. К тому же он компетентен, качество, которое меня больше всего восхищает.
— Ты очень пылко о нем говоришь.
— Пожалуйста, Джулиан, — устало попросила Вейнесс, — Выброси меня из головы. На данный момент у меня достаточно своих проблем, и я не собираюсь добавлять к ним еще и твои. И в этом я вполне категорична.
Джулиан холодно пожал плечами и откинулся на спинку стула. Они молча сидели и наблюдали, как Сирена садиться за горы.
Вернулись Глауен и Мило.
— Бодуны будут покормлены, приведены в благодушное настроение и готовы сразу после завтрака.
— Намного благодушнее, чем сейчас, — добавил Мило, — по крайней мере, я на это надеюсь. Глауен не преувеличивал, бодуны действительно не отличаются дружелюбием. Конюхам не позавидуешь.
— Надеюсь, что они мастера своего дела, — заметила Вейнесс.
— Должны быть такими, — согласился Глауен, — Они здесь уже не один год. По крайней мере, после моего последнего визита сюда они не менялись.
Джулиан, очевидно, хотел высказать какое-то едкое замечание в отношении йипи, но Вейнесс его опередила.
— Солнце уже почти зашло, — сказала она, — пора идти переодеваться к столу.
Все четверо разошлись по своим комнатам. Глауен принял ванну и одел темно-зеленые брюки с черным и красным кантом по бокам, белую рубашку и элегантную темно-серую куртку. Вернувшись на террасу, он обнаружил там Мило, который стоял облокотившись на балюстраду. На Долину стонов спустились сумерки, с отдаленным сиянием и с тусклой оранжевой окантовкой по краю неба.
— Я прислушиваюсь к звукам, — сказал Мило, — Я слышал несколько различных завываний, густой низкий рев или рычанье, и меланхоличный напев.
— Я люблю слушать вон оттуда, уже за балюстрадой.
— Если даже и есть возможность слушать из долины, то я все же предпочитаю слушать отсюда. Слышишь! Что это?
— Не знаю, но голосок очень печальный.
Появилась Вейнесс, на ней была белая юбка и бледно-бежевый жакет, который очень подходил к цвету
