Я, сынок, тебе вот что скажу, Лет полсотни по свету хожу. Не дал бог мне здоровой семьи: Незадачные детки мои. Первый разумом слаб, а другой Не владеет правой рукой. А старуха глазами убога — По стене идет до порога. Три калеки, сынок, у меня... И хожу до последнего дня. До последнего в жизни дыхания Добываю на всех пропитание. А под праздник расчет получу, В лапти — скок! — и домой полечу. Прилетаю к ночи домой, Тут и, Господи боже ты мой, Тут и праздник у нас, и престол, Тут сажу я старуху за стол. А обапол садятся сыны Сын — с одной стороны, Сын — с другой стороны. Вместе детки сидят и родители. И большие мы песен любители. И сидим мы вот так за столом, И любимую нашу поем. Как сижу за решеткой я в темнице сырой, Подлетает к решетке орел молодой. Он зовет меня взглядом, зовет криком своим, Он мне вымолвить хочет: давай улетим. Полетим мы, товарищ, в далекие края, Где счастливая доля, удача твоя. В хороший золотой денек Лугами, лозняком Шагал Никита Моргунов На церковь прямиком. Зубчатый лес темнел вдали, Кучнели облака. И нитки белые плыли. Плыли издалека. И все, что думал, что смотрел, Смешалось, точно сон. А хлеб, он вырос и созрел И хлебом пахнет он. Село. Ограда. Все как встарь. Молись, кому не лень. Но в сторожа небось звонарь Пошел за трудодень. Поповский домик. Сельсовет. Обшарпанный порог. И запах памятный тех лет Махорки, паленых газет И грязи от сапог. И в комнате, один душой, Парнишка за столом, Сидит и пишет, как большой, И ноги босиком. — Тебе Петрова? Нет его. Должно быть, на гумне... А что касается чего, То обратись ко мне. Любой вопрос и всякий факт Через меня идет: Рожденья акт, и смерти акт. И от жены развод. Могу с одною развести, С другою записать. И номер в книгу занести, И припаять печать...
