Молчание.
– Нет, нет! Я этого не думаю.
Молчание.
– Нет! Нет, нет, я вовсе не то хотела сказать. Я хотела сказать, положите, пока он еще кипит или совсем перед тем как закипит.
Молчание.
– Что?!
Молчание.
– Я прострочила по самой кромке со всех сторон.
Молчание.
– Да, мне тоже так нравится; но, пожалуй, все—таки лучше отделать валансьеном, или бомбазином, или чем—нибудь в этом роде. Это придаст вид… и сразу же бросится в глаза.
Молчание.
– Это сорок девятая Второзакония… от шестьдесят четвертой до девяносто седьмой включительно. Мне кажется, нам всем следовало бы почаще перечитывать их.
Молчание.
– Может, и так. Я обычно употребляю шпильку для волос.
Молчание.
– Что вы сказали? (В сторону.) Дети, тише!
Молчание.
– Ах, год! Господи, а мне показалось, будто вы сказали кот.
Молчание.
– И с каких пор?
Молчание.
– Да что вы! Вот не знала!
Молчание.
– Вы удивляете меня! Ведь это ж, по—видимому, совершенно невозможно!
Молчание.
– Кто делает?
Молчание.
– Господи помилуй!
Молчание.
– И что только на свете творится!.. Неужто прямо в церкви?
Молчание.
– И ее мать там была?
Молчание.
– Господь с вами! Миссис Баглей! Я б со стыда сгорела! Что же они делали?
Молчание.
– Я, конечно, не могу быть совершенно уверена; ведь у меня нет под рукой нот; впрочем, мне кажется, это будет вот так: тра—ля—ля—ля—ля—ля—ля, трам—та—рам—ля—ля—ля—ля! Ну а потом повторяется.
Молчание.
– Да… по—моему, это очень мило… и очень торжественно и выразительно, но только если выдержать андантино и пианиссимо.
Молчание.
– Ах, леденцы, леденцы! Но я никогда не позволяю им есть сладости. Да, впрочем, они и не могут, во всяком случае пока у них нет зубов.
Молчание.
– Что?!
Молчание.
– Нет, нисколько… продолжайте. Да, он здесь… пишет. Нет, это ему не мешает.
Молчание.
– Хорошо. Я приду, если смогу. (В сторону.) Господи, просто рука отваливается держать эту штуку. Чтоб ей…
Молчание.
– Нет, нет, нисколько. Я люблю поговорить… Только боюсь, не задерживаю ли я вас…
Молчание.
– Что, гости?
Молчание.
– Нет, мы никогда не кладем на них масла.
Молчание.
– Да, это прекрасный способ. Но все поваренные книги говорят, они становятся вредны, когда проходит сезон. Да он их все равно не любит… особенно консервированные.
Молчание.
– Нет, мне кажется, это слишком дорого, мы никогда не давали больше пятидесяти центов за пачку.
Молчание.
– Вам надо идти? Тогда до свиданья.
Молчание.
– Да, по—моему так. До свиданья.
Молчание.
– Хорошо, в четыре часа, я буду готова. До свиданья.
Молчание.
– Очень благодарна, очень. До свиданья.
Молчание.
– Да нет, нисколько!.. совсем не устала… Какая?.. Ах, как я счастлива слышать это от вас. До свиданья. (Вешает трубку и говорит: «Ох, прямо рука отвалилась!»)
Мужчина просто сказал бы: «До свиданья» – и на этом кончил. Но женщины – нет! Они не таковы, – я это говорю в похвалу им, – резкость им не по нраву.
ЛЮБОПЫТНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ
Этот рассказ я слышал от знакомого майора и записал его со всей точностью, на какую был способен.
Зимой 1862/63 года я был комендантом форта Трамбул, в Нью—Лондоне, Коннектикут. Может, наша жизнь там была и поспокойнее, чем на фронте, но все же хлопот хватало: по разным причинам приходилось все время быть настороже. На Севере тогда конца не было слухам о шпионах мятежников, — говорили, что они проникают всюду, чтобы взрывать наши форты, поджигать наши гостиницы, засылать в наши города отравленную одежду и прочее в том же роде. Вы сами, конечно, хорошо помните то время. Все это заставляло нас не дремать и разгоняло обычную скуку гарнизонной жизни. Кроме того, наш форт служил еще и пунктом рекрутского набора, стало быть нам недосуг было предаваться приятным мечтам или болтаться без дела.. Куда там! Несмотря на всю нашу предусмотрительность, половина набранных за день рекрутов смывалась от нас в первую же ночь. Рекрутам платили так щедро, что у новобранца, сунувшего часовому три—четыре сотни долларов, чтобы тот дал ему удрать, все еще оставалась на руках сумма, представляющая для бедного человека целое состояние. Да, как я уже сказал, дремать нам не приходилось.
