Антон перевел дыхание. Комната, в которой оказались они с Витей, была темной и, кажется, очень маленькой. Антон осторожно выглянул из прогала, некоторое время с замирающим сердцем смотрел на бесформенную массу, состоящую из копошащихся друг вокруг друга хвостов, копыт, лап, зубов, рогов и прочего, потом почесал в затылке и проговорил:
— Ничего не понимаю.
— Мама, — жалобно произнес дрожащий Витя. — Мамочка.
Бык и несуразная тварь, смирившись с потерей добычи, не смирились, однако, с тем положением, в котором они благодаря этой самой добыче оказались. Выплывшая из глубин бесформенной массы клыкастая пасть облизнулась и ^ куснула первую попавшуюся ей на глаза конечность и тут же завизжала, потому что укушенная конечность принадлежала тому же телу, что и сама пасть. Появившееся из общего хитросплетения копыто лягнуло пасть и мгновенно попало в петлю, образованную длинным хвостом. Оба чудовища заворочались, пытаясь уничтожить друг друга, хотя для них довольно трудно было разобрать, кто есть кто. Коридор огласился визгами, рыком и натужным мычанием.
— Вот тебе и мамочка! — отозвался Антон, вес еще наблюдая за происходящим. — Пошли отсюда быстрее! А то они друг друга сожрут и за нас примутся.
— Мамочка! — простонал снова Витя.
Пристегнув плененного Американского Президента к тянущейся по низкому потолку трубе, капитан Ряхин горделиво подбоченился и достал рацию.
— Прапорщик Галыбко! — включив прибор, принялся кричать он в исходящие шумом и треском динамики. — Ответьте! Старшина Ефремов! Прапорщик Галыбко!
— Говорит Галыбко, говорит Галыбко, — услышал капитан наконец далеко спрятанный за радиопомехами голос прапорщика. — Подозрительные объекты не обнаружены. Обнаружен бык Борька, от которого я убежал, потеряв форменную фуражку.
— Что? — переспросил капитан Ряхин, совершенно уверенный в том, что ослышался. — Какой бык?
— Борька! Прием, прием! Бык Борька! Товарищ капитан, как у вас дела? Где вы находитесь?
— Дела хорошо, — с удовольствием ответил Ряхин. — Американский Президент мною арестован.
— Какой Президент? — удивился в свою очередь прапорщик Галыбко.
— Заговор раскрыт, — продолжал капитан Ряхин, — осталось только… прием, прием! Слышно? Осталось только задержать агентов ЦРУ и сдать их вместе с Президентом властям для суда и следствия.
— Товарищ капитан! — долетел через треск и шорох голос Ефремова. — Старшина Ефремов докладывает! У меня тоже все в порядке, гигантские червяки-инопланетяне уничтожены. Другие твари пока нет. Кстати. Прием! Слышно? Кстати, если увидите алкаша Васю, немедленно задержите его, потому что он на самом деле связан с инопланетными захватчиками тем, что является их предводителем. Прием! Как слышно, товарищ капитан?!
— Чушь какая-то, — оторвав губы от рации, проговорил в пространство Ряхин. — Я им про важный заговор и Президента, а они про какого-то быка и инопланетянина Васю. Может быть, по причине плохой связи я не так понял? Прием! — снова закричал он. — Прием! Поясните свои показания!
— Корова Рыжуха погибла под копытами Борьки! — надрывался в ответ прапорщик Галыбко. — Сам бык скрылся в неизвестном направлении!
— Фредди Крюгера задержать не удалось! — перекрывал его голос бас Ефремова. — Он, гад, на глаза не показывается, только ножичками скребет по стенкам и хихикает по углам где-то.
«Нет, — решил капитан Ряхин. — С такой связью не поговорим. Ерунда какая-то мне слышится вместо серьезных докладов».
— Надо сходиться! — прокричал он. — Используя радиосвязь, попытаемся сойтись в одной точке! Прием! Прием! Всем понятно?
— Так точно! — ответил Галыбко.
— Так точно, — сказал и Ефремов и добавил еще: — Товарищ капитан, у меня вопрос — Фредди Крюгера живым брать или разрешите применить конфискованное оружие?
Глава 11
Мамочка! — прошептал жалобно Витя. — Аиньки! — немедленно откликнулись ему. Антон дернулся. А увидев человека, вошедшего в комнатку, вздохнул и проговорил:
— Парень я, конечно, ко всему привычный, но чтобы такое. Не бывает!
Вошедший, то есть вошедшая — выглядела внушительно. Ростом она была на голову выше здоровяка Вити и к тому же много шире его в плечах. Седые волосы взбитой соломой торчали кверху, лицо хоть и принадлежало явно древней старухе, было вовсе не сморщенным, а напротив — здоровым, гладким, едва ли не румяным. Одета она была в какой-то немыслимый войлочный халат без рукавов, из-под которого выглядывала линялая футболка с едва заметной надписью — «Олимпиада-80». Но больше всего поражали руки — голые от плеч, покрытые тугими шарами мускулов, которым позавидовал бы сам Сильвестр Сталлоне.
— Вот это да! — не удержавшись, произнес Антон.
— Мама! — умильно склонив голову влево, проговорил Витя. — Ты меня нашла!
— Нашла, сынок, — ответила старуха. — А что это за задохлик тебя на цепочке держит?
— Мама? — поразился Антон. — Это твоя мама?
— Моя, моя! — радостно затвердил Витя. — Я се звал, и она пришла!
Кажется, его вовсе не удивлял факт появления в этом подвале родной матери, которая, как помнил Антон из рассказов самого Вити, жила в Тамбове.
— Простите, — обратился Антон к старухе, — можно поинтересоваться, как вы здесь?..
— Так что это за задохлик тебя, сынок, на цепочке держит? — повторила свой вопрос Витина мама. — Он тебя обижает? Если обижает, то я сейчас его…
Припомнив историю с маминым неудавшимся выселением из домика, Антон похолодел.
— А это хороший дядя! — вступился за него Витя. — Он ко мне очень хорошо относился.
— На цепочку посадил.
— Нет! — махнул рукой Витя. — На цепочку — это не он! Это дяди-милиционеры. А мы от них убежали.
— Правильно сделали, — сурово проговорила старуха, протянула мощную руку и двумя пальцами разорвала цепь наручников так легко, будто цепь была бумажной вроде дешевого елочного украшения.
Антон со вздохом облегчения тряхнул освобожденной рукой, на запястье которой, правда, еще красовался браслет. Зато теперь он не был уже прикован к Вите.
А Витя не был прикован к нему.
— Ну, сынок! — проговорила мама, раскрывая объятия. — Обними свою старушку!
— Мама! — восторженно воскликнул Витя и бросился старухе на шею.
— Пожалуй, — пробормотал Антон, — я вас оставлю.
И бочком выбрался из комнаты, осторожно прошел мимо двух чудовищ, все еще пожирающих друг друга, и побежал по темному коридору.
«Теперь совесть меня не замучит, — радостно думал он. — За Витину безопасность я могу быть совершенно спокоен. Такая мамаша двадцать быков одной ручищей скрутит и в пучок завяжет. Да. Только
