— Может быть, вы снимете пальто и повесите его на вешалку! У нас довольно тепло, — сказал я мужчине, стараясь придать своему голосу как можно более спокойный и приветливый тон.
— Простите меня, пожалуйста, за мое вторжение. Я понимаю, что это нехорошо… Но мой сын, поймите, мой Никита, единственный сын, — заговорил мужчина и зарыдал, как ребенок, утирая слезы зажатой в руке шапкой.
— Успокойтесь. Скажите, как вас зовут, — спросил я, подойдя к посетителю и положив руку ему на плечо.
— Николай Петрович!
— Николай Петрович, успокойтесь и расскажите, в чем дело.
— Простите меня, пожалуйста, это нервы. Разрешите водички…
Выпив воды, Николай Петрович снял пальто и сел.
— Доктор, мой сын лежит неподвижный, он отказывается от пищи. Он умрет, если вы не окажете ему помощь. Я прошу вас, поедемте быстрее, или он погибнет. Ради него, ради нас. — Он снова всхлипнул.
Я тут же вызвал в помощь себе Антона Алексеевича Константинова, а также врача из городской детской больницы, и мы вместе с Николаем Петровичем поехали к нему домой.
Трудно описать тот беспорядок, который царил в его квартире. Окна были завешены шторами и одеялами, через которые солнечный свет почти не проникал. В комнате стоял полумрак, было очень душно. На полу разбросаны половики, пальто, ватные одеяла и матрацы. Все это, как нам пояснила мать Никиты — Ольга Александровна, — было сделано, чтобы ничто не беспокоило мальчика.
В дальнем углу на диване, укрытый поверх одеяла женской дохой, лежал ребенок. Было темно, и мы не смогли разглядеть его лицо. Вот почему, прежде чем приступить к осмотру больного, нам пришлось доказывать родителям, что необходимо снять занавески с окон и убрать вещи с пола. Но только после того, как детский врач заявила, что в таких условиях она отказывается работать, наша просьба была выполнена.
Мы присели около постели больного. Мальчик лет пяти-шести лежал лицом к стене. На наши вопросы он не отвечал. Когда Лидия Семеновна — врач-педиатр — положила его на спину, Никита открыл глаза, безучастно посмотрел на нас и снова отвернулся.
Лицо мальчика бледное, с каким-то желтовато-землистым оттенком. На нем явно выделялись скулы. Глаза не имели того своеобразного блеска, какой бывает обычно у детей. Они печальны и сосредоточены. Тело очень худое. На бледных руках хорошо видны поверхностные сосуды, вены и артерии…
Во время обследования одна за другой отвергались предполагаемые причины заболевания. К сожалению, нам никак не удавалось вступить в разговор с Никитой: мальчик не отвечал ни на один наш вопрос.
Шел уже третий час, как целая группа врачей находилась в квартире больного, а причина заболевания все еще не была найдена. Собравшись на кухне, мы обсуждали, как поступить дальше. Детский врач настаивал на том, чтобы увезти мальчика в больницу. Я же, опасаясь, что перевозка ухудшит и без того тяжелое состояние ребенка, считал, что лучше оставить больного еще на несколько дней дома и попросить участкового детского врача и сестру ежедневно навещать его. Антон Алексеевич пока молчал. Мы трижды обращались к нему с просьбой высказать свое мнение, прежде чем он сказал:
— Дмитрий Константинович, — обратился он ко мне, — разрешите мне одному побыть с мальчиком. Есть у меня одна задумка, может, она даст результаты.
— Пожалуйста, — сказал я. — Только почему вы хотите это сделать без нас?
— Для моего опыта нужно, чтобы мальчик не отвлекался.
Я не возражал. Мне хорошо было известно, что если Антон Алексеевич что-то задумал, то не стоит ему мешать.
Прошло, наверное, около часа, как ушел Антон Алексеевич к Никите. Лидия Семеновна не выдержала и слегка приоткрыла дверь кухни. До нас донесся спокойный голос Константинова, задававшего мальчику вопросы: «Пойдешь ли ты на каток?», «Любишь ли ты конфеты?», «Любишь ли ты собачку?» и т. д. В ответ не было слышно ни слова.
Через некоторое время Антон Алексеевич возвратился. По его повеселевшему лицу я понял, что эксперимент дал результаты.
— Николай Петрович и Ольга Александровна, — обратился он к родителям Никиты, — а теперь вы нам расскажите, что же это была за собака, которую вы не то потеряли, не то выбросили из дома, где и как с ней встретился Никита?
Все мы удивленно переглянулись.
— Так, значит,… Никита, сыночек,… Дорогой мой, он снова заговорил,… значит, ему лучше, — запричитала мать.
— Подождите, Ольга Александровна. Никита ничего не сказал мне. Он вообще пока не говорит.
Родители опешили.
— Но постойте, — спросила мать Никиты, — откуда же вы узнали про собаку? Она действительно была! Вы что, кудесник какой, что ли?
— Да нет, кудесником меня не назовешь, но я могу вам сказать, что зовут ее Шарик, что она маленькая и скорее всего беспризорная.
Эти слова удивили всех нас. Николай Петрович, отец Никиты, отошел в сторону и стал внимательно разглядывать Константинова.
— Это я вам рассказал? — растерянно спросил он его.
— Нет, это я узнал от Никиты.
— Но как же, если он вам не сказал ни слова? По глазам, что ли?
— Это, так сказать, тайна фирмы, — улыбнулся Константинов. — Я ее раскрою, когда наш больной встанет на ноги. А сейчас, не теряя времени, расскажите нам все, что вы знаете об этой собаке. Именно с ней, по-моему, связана причина болезни мальчика.
Николай Петрович и Ольга Александровна, поняв, что этим помогут распознать заболевание сына, перебивая друг друга, поведали нам такую историю.
Все это случилось настолько быстро, что Никита никак не мог понять, почему он вдруг оказался один среди кучи наваленных кирпичей и строительного мусора. По одну и другую сторону стояли недостроенные здания с черными провалами вместо окон. Ни единого огонька, ни единого человека. Над головой — темное зимнее небо, падают легкие снежинки. Присев на какой-то ящик, Никита начал всхлипывать. Он вспомнил, как они вместе с бабушкой пошли выбирать маме подарок к дню 8 Марта, как были сначала в одном магазине, затем — в другом, как бабушка что-то долго рассматривала, о чем-то расспрашивала продавцов. Потом Никита увидел большого белого пушистого кота, который стоял рядом с прилавком и глядел на мальчика круглыми зелеными глазами. Ну как тут было устоять? Никита подошел к коту. Тот, недовольно фыркнув, бросился от мальчика. Никита за ним. Вот он наклонился, протянул руку, чтобы схватить хитрюгу, но тот снова отскочил в сторону. Так продолжалось до тех пор, пока кот не выскочил на улицу и не исчез среди строящихся зданий…
Крупными хлопьями шел снег. За его белой пеленой дома казались сказочными кораблями, скрытыми туманом. Надвигалась ночь. Стало холоднее, подул резкий ветер. Чтобы согреться, Никита стал топать ногами так, как их учила воспитательница Нина Ивановна в детском саду. Но холод все-таки проникал под пальто, щипал пальцы рук, щеки, нос. Очень хотелось спать, и он прислонился к кирпичной стене. Трудно сказать, что было бы с ним потом, только он явно ощутил, как кто-то толкает его, дергает за пальто… Открыв глаза, мальчик увидел перед собой мохнатого пса, радостно вилявшего хвостом. Пес схватил Никиту зубами за пальто и стал тянуть, как будто пытался увести его за собой. Потом он с лаем бросился прочь. Никита, с трудом двигая застывшими на морозе ногами, пошел за собакой. Если она убегала далеко, он звал: «Шарик! Шарик!», — и та лаем откликалась. Наконец они подошли к какому-то дому, в окнах которого не было света. Никита на время потерял из виду собаку, но отчетливо услышал ее лай откуда-то снизу. Присмотревшись, он различил ступеньки лестницы, которая вела в подвал. Мальчик спустился туда, и теплый воздух окутал его. Здесь было совсем темно и страшно. Он позвал: «Шарик!», — и тут же почувствовал, как холодный мокрый нос пса ткнулся ему в лицо. Никита протянул руку, вцепился в длинную шерсть собаки, и так они дошли до труб парового отопления. Очень хотелось спать. Сев на пол спиной к
