трубе, он стал гладить шею пса, пригрелся и сладко уснул, обхватив его за шею.
Проснулся Никита оттого, что кто-то взял его на руки, он увидел маму, соседа дядю Мишу, дворника Семена. Все что-то говорили, смеялись, только у мамы лицо было мокрое от слез. Громко лая и подпрыгивая, его пытался лизнуть верный друг — Шарик.
Как рассказала позднее Ольга Александровна, когда она разыскивала мальчика, именно эта лохматая собачонка выскочила, залаяла, но не зло, а как бы просяще, все время оглядываясь на подвал. Они спустились туда — и нашли Никиту, спящего прямо на грязном цементном полу около трубы парового отопления.
Ребенок ни за что не захотел возвращаться домой без собаки. Он тянулся к ней, громко плакал, пытался вырваться из рук матери. Собака же, радостно подпрыгивая, как показалось матери, укусила его за руку. Грубо прогнав ее, люди возвратились домой. На следующее утро у Никиты начался кашель, немного поднялась температура. Он целыми днями безучастно смотрел по сторонам, неохотно отвечал на вопросы, был очень вялым, почти ничего не ел; даже те продукты и блюда, которые раньше любил, теперь отодвигал от себя, отказывался от воды. Врачи, обследовавшие здоровье Никиты, находили у него катар верхних дыхательных путей. Однако он не мог вызвать столь серьезных изменений со стороны организма и психики ребенка.
— Итак, собака, — сказал я, как бы размышляя вслух.
— Вы говорите, — спросил Антон Алексеевич Ольгу Александровну, — она укусила мальчика. Но почему нигде не видно следов укуса?
— Нет, я этого утверждать не могу, но мне так показалось.
— Давайте предполагать худшее, что собака была действительно бешеной. Где она сейчас может быть?
Последний вопрос был далеко не праздным: всякое бешеное животное должно быть немедленно уничтожено. Ведь оно представляет огромную опасность для окружающих, так как каждый из укушенных им может погибнуть.
— Давайте все-таки еще раз осмотрим ребенка на бешенство, — предложил я другим врачам. — Времени было достаточно, чтобы за эти дни инкубационный период привел к появлению симптомов заболевания.
Никаких данных на бешенство нам выявить не удалось. На теле мальчика не было ни одной ранки, через которую вирус мог проникнуть в организм. Если при бешенстве больной, как правило, возбужден, то в данном случае его состояние было угнетенным. Даже когда были сняты занавески с окна и открыта форточка, мы не увидели общих судорог, которые часто наблюдаются у больных под действием потоков воздуха в связи с непрерывно нарастающей рефлекторной возбудимостью.
Нам трудно было проверить речь ребенка, которая при бешенстве, начиная со второго-третьего дня болезни, бывает отрывистой и бессвязной. Никита не отвечал на наши вопросы. Однако мы не видели ни обильного выделения слюны, ни появления бреда или агрессивных действий, ни параплегии, парезов или параличей нижних конечностей, а также спазмов глотательной мускулатуры и водобоязни, то есть того, что чаще всего наблюдается при различных стадиях бешенства. Все это обрадовало нас, так как если бы эти симптомы появились, состояние здоровья ребенка можно было считать безнадежным.
Однако и отказываться от диагноза данного заболевания полностью было нельзя: в отдельных случаях инкубационный период, то есть когда болезнь протекает в сравнительно скрытой форме, затягивается до двух месяцев, а то и на полгода.
Окончательный ответ можно получить только тогда, когда мы сможем найти и обследовать собаку. Хотя по ее поведению вряд ли можно было предполагать, что она бешеная.
— А если это так, и собака здоровая, — закончил Антон Алексеевич, — то мальчик находится в тяжелой стадии психического угнетения, вызванного потерей собаки. Вероятно, за столь короткое время, когда Никита оставался один, он привязался к своему маленькому четвероногому другу. Оттолкнув собаку, столь грубо прогнав ее, вы нанесли ребенку огромную психическую травму, перенести которую он оказался не в силах. Это и подорвало его здоровье.
— В общем, — сказал я, обращаясь к родителям, — надо искать Шарика, который фактически спас жизнь вашему сыну. — Не будь его, он бы замерз на холоде. Без собаки мы не сможем еще в течение какого-то срока ни отвергнуть диагноз бешенства, ни восстановить здоровье вашему сыну, если это только психическая травма…
Когда через несколько месяцев Николай Петрович пригласил Антона Алексеевича и меня посмотреть Никиту, и мы пришли к нему домой, в ответ на наш стук раздался звонкий собачий лай. Открыв дверь, увидели в прихожей мальчика с веселыми озорными глазами, который держал за ошейник лохматого коричневого пса — того самого Шарика, который доставил нам столько хлопот. Во время нашего разговора с родителями Никиты новый член семьи лежал в углу и, положив крупную голову на лапы, внимательно следил за нами своими умными глазами, слегка помахивая хвостом, как будто понимая, что речь идет именно о нем.
— Ну а все-таки, Антон Алексеевич, — спросил Николай Петрович, — как вы тогда смогли узнать, что причиной болезни была собака? Это больше всего нас тогда удивило.
— Расскажите, пожалуйста, — присоединилась к просьбе мужа Ольга Александровна. — Ведь если бы вы это не установили каким-то таинственным способом, кто знает, что было бы с нашим Никитой.
— Да ничего тут таинственного и нет. Взвешивая все данные, я пришел к выводу, что дело в психической травме, что Никита чем-то угнетен. Если бы вы нам или другим врачам сразу рассказали, что произошло с вашим сыном, поставить правильный диагноз не представляло бы трудности.
— Вы нас простите, но мы как-то ни придали этому значения.
— К сожалению, мелочи, на которые люди не всегда обращают внимание, в медицине нередко играют большую роль, — продолжал Антон Алексеевич. — Я тогда решил во что бы то ни стало поговорить с вашим сыном. Так как он не разговаривал со мной, ответы на заданные вопросы я получил от него не прямо, а опосредствованно.
— Не совсем понятно, как это, — спросил Николай Петрович. — Вы что же, его мысли читали?
— Почти что так!
— Ну и чудеса!
— Да что вы, никаких, в общем-то, чудес и не было. Известно ли вам, что наше сердце откликается на все события в нашей жизни?
— Ну, как не известно: стоит только поспорить с кем-нибудь, так потом за сердце держишься.
— Для того чтобы установить, как бьется сердце, достаточно прижать пальцем одну из артерий. Древние врачи, например в Китае, различали десятки видов пульса, малейшие отклонения от нормального биения сердца фиксировались ими на ощупь.
— Ну и что же? — спросила мать Никиты.
— Определяя обычный характер биения пульса по частоте, полноте наполнения и твердости, я начал задавать вашему сыну различные вопросы. О чем только я его тогда ни спрашивал — пульс оставался прежним. Изменения ритма были отмечены мной лишь тогда, когда речь зашла о собаке. После этого нетрудно было установить, как ее зовут, к тому же Шарик — довольно распространенная кличка. Внимательно ознакомившись с вашей квартирой, я решил, что вы никогда раньше не держали собаку, да и изменения пульса отмечались у Никиты только тогда, когда я говорил об уличной собаке. Ну, а остальное вам известно.
СО ВСЕГО СВЕТА
Не многие знают, что одна собака может быть донором для другой. А ведь если собака переболела например, чумой, то ее кровь может спасти другое животное. Так случилось, когда дог Чабо стал донором для восьмимесячного эрдельтерьера Лесси. Переливание крови трижды провела научный работник
