рассказать, о чем мы думали, пока играла музыка. Предполагается, что она должна была навеять нам мысли о лесах, и горах, и бурных водопадах. Или о первом луче солнца, заглянувшем на рассвете в окно. Что- нибудь типа этого.
А я не хочу рассказывать, о чем думаю, пока слушаю музыку. Это мой секрет.
В тот день мы слушали флейту, и я думала про Сабину. Я думала, чем она занималась в городе, когда вернулась из лагеря. И где в это время была Фанни.
Сабина сидела наискосок от меня. Рядом со мной сидел Юнас. Гунилла специально посадила девочек с мальчиками, чтобы мы меньше болтали. Гунилла всегда говорит «болтать» вместо «разговаривать».
Вдруг Сабина похлопала меня по плечу. Я посмотрела на нее. Она улыбнулась и протянула мне сложенный листок бумаги.
«Она хочет мне все объяснить, — подумала я. — Может быть, даже попросить прощения за то, что не заметила меня во дворе».
— Ничего страшного, — уже хотела сказать я, но тут Сабина наклонилась ближе и прошептала:
— Это Фанни. Передай.
Моих слов она все равно бы не услышала: в ушах у нее были наушники от плеера. Сам плеер Сабина засунула в парту, подальше от глаз Гуниллы, а проводки наушников спрятала в своих длинных волосах.
Фанни сидела слева от Юнаса. Она уже смотрела на меня, она знала про записку. Я потянулась через Юнаса и передала ей листок. Она развернула его, засмеялась, написала что-то на обратной стороне. Снова сложила, но мне не дала, сразу бросила Сабине.
И промахнулась. Листок упал на пол примерно в метре от парты Сабины. Сабина хотела поднять бумажку. Но записка лежала далеко, и чтобы ее достать, Сабине пришлось наклониться на стуле.
Гунилла выключила магнитофон прямо посреди музыки. Кто-то вздохнул. Наверное, Карин.
— Сабина! В чем дело? Неужели нельзя посидеть спокойно?
Гунилла произнесла это ледяным голосом. Она терпеть не может, когда кто-то мешает слушать музыку.
— Ни в чем, — пробормотала Сабина, которой все-таки удалось дотянуться до листка и засунуть его в кроссовку. Если Гунилла не в духе, она может отобрать записку и прочитать вслух перед всем классом.
Гунилла подошла к парте Сабины. И увидела черные проводки, тянущиеся от парты к ушам Сабины.
— Сколько раз тебе говорить: в классе нельзя надевать наушники. Сейчас мы слушаем музыку вместе!
Гунилла умеет так сказать «вместе», что хочется убежать куда глаза глядят и спрятаться от всех где- нибудь в шкафу.
Она хотела снять с Сабины наушники. Сабина зажала уши руками.
— Вы не имеете права меня трогать. Это запрещено законом!
— Сейчас же сними — или я тебя отведу к директору! — рявкнула Гунилла.
Сабина сняла наушники и положила на парту. До меня донеслась знакомая мелодия — итальянский певец, забыла, как его фамилия.
Гунилла открыла парту и выключила плеер. Потом взяла его и вернулась за учительский стол.
— Что вы делаете! Это мой плеер! — запротестовала Сабина, хотя прекрасно знала, что получит свой плеер назад, когда закончатся уроки. Такое случалось и раньше.
— Достаньте тетради по математике, сказала Гунилла.
Фанни подняла руку.
Фанни может возражать Гунилле, спорить с ней, Гунилла ей все прощает. Ведь Фанни отличница.
— Да, Фанни?
— А музыку дослушать нельзя?
В другой день Гунилла, наверно, включила бы магнитофон. Но не сегодня.
— Нет. Откройте одиннадцатую страницу.
Но ребят уже было не остановить. Теперь рукой тряс Эмиль.
— А рассказать, про что думал, тоже нельзя?
Гунилла вздохнула.
— И про что же ты думал?
— Ни про что, — ответил Эмиль, и все засмеялись.
— А кто-нибудь думал? — спросила Гунилла.
Руку подняла только Карин.
— Флейта звучала печально. Особенно в средней части. Как будто хочет чего-то и одновременно боится. Потом настроение стало более светлым. Жалко, что мы до конца не дослушали.
Теперь уже почти весь класс давился от смеха. Кроме Карин. Она была совершенно серьезна. Она играла на флейте в музыкальной школе и весной выступала на школьном празднике.
Тобиас замахал поднятой рукой.
— Можно я? Я!
— Ну, а ты о чем думал? — спросила Гунилла таким голосом, словно вообще не верила, что Тобиас умеет думать.
— Про комнату, где всё красное. Красные ткани, надувная кровать. В кровати голая девушка.
Мальчишки застонали от смеха, многие девчонки тоже. Мне, правда, смешно не было. А Карин покраснела, как помидор, казалось, того и гляди расплачется.
— Страница одиннадцать, — сказала Гунилла. — будем повторять проценты.
3. Сабина, Фанни, Тобиас, Эмиль. И я
Зазвонил звонок с урока, все загремели партами. Гунилла велела нам отправляться во двор и не торчать возле класса.
Карин осталась сидеть на месте.
— Карин, пожалуйста, сотри с доски, — сказала Гунилла. — И полей цветы.
— Почему она всегда остается в классе? — надула губы Фанни. — Это несправедливо.
— В жизни не все устроено по справедливости, — отрезала Гунилла.
Я хотела догнать Сабину, но никак не могла обойти первоклашек, тоже спускавшихся вниз: мы занимаемся на самом верхнем, четвертом, этаже. Фанни с Сабиной опередили меня на половину лестничного марша.
Сабина меня не подождала, а ведь мы не виделись с начала лета. Она ничего мне не сказала, только попросила передать записку Фанни. Не спросила, как дела. Даже за письмо спасибо не сказала.
Ни-че-го.
Выйдя во двор, я увидела, что они стоят возле столовой, у стенки. Я подошла к Сабине и сказала:
— Привет.
Она повернула голову и ответила:
— Привет, Нора. Давно не виделись.
— У меня была ветрянка. Кстати, спасибо за открытку. Ну, которая из лагеря.
Сабина улыбнулась.
— Правда, симпатичные?
Фанни, стоявшая рядом с Сабиной, что-то прошептала ей на ухо.
— Ты получила мое письмо? — спросила я.
Но Сабина на меня уже не смотрела и, похоже, вопрос не услышала. Проследив за ее взглядом, я увидела, что она смотрит на Тобиаса, Эмиля и других ребят, игравших в баскетбол. Тобиас на скорости обводил всех, не давая остальным мальчишкам даже дотронуться до мяча.
