Карин присела на корточки и стала гладить Куки.
— Если бы мне разрешили купить собаку, я бы хотела такую, как Куки.
Наверно, мы долго были в парке, уже начинало смеркаться. Карин посмотрела на часы и сказала, что пора идти домой. Ее ведь только за молоком и бананами послали. Гулять в темноте ей родители не разрешают.
Я напрочь забыла и про грязную посуду, и про маму, ждавшую свои сигареты. А еще забыла, что собиралась сходить в ту часть парка, где гуляли Сабина, Фанни и вся их компания. Теперь я об этом вспомнила, но идти туда вместе с Карин было нельзя.
Мы пошли напрямик, самой короткой дорогой. Карин рассказывала о том, чему еще мы можем научить Куки.
— В следующий раз мы научим ее притворяться мертвой, — сказала она.
А я подумала, что следующего раза не будет.
И тут появились они, буквально в пятидесяти метрах от нас, не дальше. Сабина, Фанни, Тобиас, Эмиль и еще пять-шесть человек. Я узнала их, хотя на улице уже почти совсем стемнело. Черные волосы Сабины переливались в свете паркового фонаря.
Я схватила Карин за руку.
— Иди сюда, — прошипела я и потащила ее через кусты. — Мы пойдем тут!
— Почему здесь? Здесь темно! — заныла она.
А потом увидела впереди компанию и замолчала, у нее были свои причины не встречаться с ними. Мы сбежали по косогору и вышли с другой стороны.
8. Барабаны
Барабаны я услышала сразу, как только открыла дверь. Они звучали из гостиной. Я отстегнула поводок, сняла с Куки ошейник, повесила куртку, потом подошла к дверям гостиной и заглянула в комнату.
Мама была в длинной черной юбке и огромных серебряных серьгах. Она танцевала в центре гостиной спиной к двери, двигаясь мягко и ритмично под звук африканских барабанов.
Феликс сидел на табуретке и играл на барабанах. Его черная кожа поблескивала в свете свечей, длинные тонкие пальцы порхали быстро, как крылья птицы.
Феликс — музыкант. Вообще-то он саксофонист, но у нас дома стоят два его барабана, и он любит на них играть.
Он первым увидел меня.
— Привет, Нора! — воскликнул он, не переставая барабанить. — Какая у тебя симпатичная кофточка!
Кофточка на мне была та же самая, голубая, которую я не снимала уже четыре дня. Феликс просто так ее похвалил, чтобы подольститься. Наверно, мама рассказала, что я выпрашивала у нее новую майку.
Мама прервала танец и повернулась ко мне.
— Почему ты так поздно? Что-то случилось?
— Нет, — ответила я.
— Ты купила сигареты? — спросила мама.
— Вот, — ответила я и бросила ей пачку.
Я специально не докинула, и маме пришлось нагибаться за пачкой. Но она ничего не сказала. На столе стояла почти пустая бутылка и два бокала. Люстра была потушена, в подсвечниках горели свечи.
— Я на кухню, — сказала я.
Закончив с посудой, я снова заглянула в гостиную. Мама опять танцевала, покачивая бедрами, теперь она была совсем близко от него, Он прервал игру и положил руки ей на бедра. Притянул к себе и уткнулся лицом ей в живот.
Но тут я включила свет. Мама быстро высвободилась из рук Феликса.
— Я пошла спать, — объявила я.
— Спокойной ночи, солнышко, — ответила она.
Я постучалась к Антону. Он все еще зубрил английские слова.
— Ты их видел? — спросила я. — Прямо смотреть противно!
— М-м-м, — пробурчал Антон. — Иди поиграй, мне нужно учиться.
Изо всех сил хлопнув дверью, я отправилась к себе в комнату.
9. Гол!
Девчонки из нашего класса играли в футбол с шестиклассницами из Хёгалидской школы на стадионе «Синкенсдамм». Для нас это был последний матч районного чемпионата по футболу между школами Сёдера. Наша команда выступала вполне прилично. Фанни играет мощно, напористо, применяет силовые приемы. Майя — очень хороший вратарь. А я быстро бегаю и неплохо забиваю голы.
В этом матче я забила первый гол. На трибунах сидели наши мальчишки и весь 6А, все болели за нас. Даже Гунилла крикнула: «Нора, молодец!»
Было приятно: такое чувство возникает, когда летним утром выходишь на солнышко. Хотя в этот сентябрьский день солнце не показывалось, было пасмурно и прохладно. Болельщики на трибунах сидели в теплых куртках.
Вся команда обнимала меня. Все, кроме Фанни, которой срочно понадобилось завязать шнурки. И Карин, стоявшей на краю поля и смотревшей на нас. Она всегда так — витает где-то, но это не страшно — у противников тоже есть парочка безнадежных игроков.
До конца первого тайма оставалось несколько минут, мяч был у Фанни. Я стояла на половине противника и без помех могла бы пробить по воротам, если бы Фанни сделала мне передачу.
Но она не отдала мяч. Она ударила по воротам сама. Из абсолютно безнадежного положения, оттуда, откуда попасть по воротам нельзя.
И, конечно, промазала.
Судья дал свисток, начался перерыв.
Сабина, Фанни и я сидели во время перерыва вместе. Фанни массировала ноги, Сабина, повернувшись к трибуне, махала Тобиасу.
— Жалко, что ты не попала, — сказала я Фанни. Мне было интересно, как она объяснит, почему била сама вместо того, чтобы отдать мяч мне.
Фанни мгновенно вспыхнула:
— Что поделаешь, не все такие молодцы, как ты! — язвительно проговорила она.
— Да ладно вам, — вмешалась Сабина. — Какая разница, кто забил?
— А ты вообще молчи, — накинулась на нее Фанни. — Всю игру только и делала, что Тобиасу глазки строила.
— Ничего я не строила! Вечно ты все усложняешь!
Фанни резко встала со скамейки. Я видела, что она разозлилась не на шутку.
— Зато у вас все просто! — фыркнула она и пересела к Майе.
