из нюансов.
Это кажется невероятным, но все же случилось так, что окружной руководитель Мучман из Саксонии уже 25 апреля послал полицию на переправы через Эльбу в Мейсене, в 24 километрах к северо-западу от Дрездена, чтобы воспрепятствовать колоннам испуганных беженцев пересечь реку. Партийный руководитель Мейсена Бёме, который держал мосты открытыми для колонн беженцев и для своего населения, обвинялся в пораженчестве, поэтому Бёме совершил самоубийство. Он являлся исключением среди партийных чиновников, которые, как правило, повиновались, пока не пришел момент, чтобы сбросить свои партийные униформы и исчезнуть.
5 мая, незадолго до падения Дрездена, Мучман объявил, что крутой поворот судьбы недалек, что крупномасштабное немецкое нападение быстро отбросит русских на восток. Два дня спустя он сел в свой автомобиль и сбежал. Он был пойман русскими войсками, и дальнейшая его судьба неизвестна.
К концу апреля Конев начал отводить значительные силы с берлинского фронта и поворачивать их на юг. 4-я танковая армия подверглась сильному нажиму. Но в течение ночи 26 апреля Гитлер телефонировал из Берлина в штаб Шёрнера и дрожащим от волнения голосом приказал, чтобы силы Шёрнера немедленно маршировали на Берлин для «приведения сражения за столицу к победному концу».
Шёрнер спал в то время, и его начальник штаба фон Натцмер принял звонок. Вот его примечания о прочитанном: «Нападение на расстоянии большем чем 200 километров силами, которые не существовали нигде, кроме как в воображении Гитлера! На мои протесты, что все силы группы армий заняты, что нет ни боеприпасов, ни топлива, что нет никакого шанса на успешную атаку, я получал стереотипный ответ: «Все это не имеет значения. Нехватки должны быть устранены, сражение за Берлин должно быть выиграно». Гитлер отметил, что у него сложилось впечатление, что группа армий в состоянии активно атаковать, но не хочет. Невозможно было понять ситуацию более извращенно».
Спустя несколько дней после этой беседы 4-я танковая армия отступила на юг.
Перед линиями Шёрнера тем временем столица Силезии, Бреслау, встретила свою смерть. Нихофф, командующий цитаделью, наконец, понял, что он не может надеяться ни на какую помощь своему осажденному городу. Если бы американцы или британцы стояли в воротах, то его действия были бы очевидны. Но здесь войска также отказались сдаться русским.
В последние дни марта Конев объявил, что если город не сдастся немедленно, то он поднимет шторм разрушения. На Пасху в субботу он стал выполнять свою угрозу. Начался артобстрел города, который загнал население в подвалы. Заградительный огонь достиг кульминационного момента в понедельник. Советские самолеты участвовали в бомбардировке. Бреслау вскоре превратился в море огня.
Генерал Нихофф оставил руины своего штаба в предместьях города и двинулся в подвалы университетской библиотеки. В день рождения Гитлера, 20 апреля, Нихофф появился среди населения, чтобы раздать шоколад женщинам и детям. Возможно, он думал о своей жене и детях и об указе Бормана и Гитлера, угрожающем смертью любому командующему цитаделью.
21 апреля молодые женщины Бреслау были призваны, чтобы служить вспомогательным средством для обороняющихся войск. Неизвестно кто – Нихофф или окружной руководитель Силезии Ханке – ответствен за этот шаг – вероятно, оба участвовали в этом. Но теперь стал проявляться дух восстания. В одном из предместий женщины с белыми флагами появились перед партийными чиновниками и потребовали прекратить борьбу. Окружной руководитель Ханке, конечно, арестовал лидеров группы. Но дух не мог быть подавлен. Он нашел адептов в четырех священнослужителях, пасторах Хорниге и Конраде, канонике Крамере и католике Суффрагане Ферхе. Утром 4 мая эти четверо попросили аудиенцию у генерала Нихоффа.
Генерал слушал спокойно, в то время как священнослужители представили свою просьбу. Пастор Хорниг закончил вопросом:
– Генерал, можете вы перед вашим вечным судьей взять ответственность за продолжающуюся оборону города?
Прошла минута болезненной тишины. Затем Нихофф сказал:
– Господа, что я должен сделать?
– Сдайтесь!
Генерал не ответил.
В полдень эти четверо мужчин уехали и возвратились в свои дома. Это отняло у них много времени, потому что низколетящие русские самолеты-истребители затрудняли продвижение.
Русские громкоговорители объявляли о новых и еще более сильных воздушных атаках. Они предупредили, что Бреслау будет снесен до основания, если немедленно не сдастся. Распространилась паника. Гражданские жители сформировались в группы, чтобы перебежать к русским линиям, избежав ливня огня, который готовился. Но генерал Нихофф не мог принять решение, пока события 5 мая не освободили его из неволи окружного руководителя Ханке.
Той ночью Ханке узнал о смерти Гитлера. Он пошел на взлетно-посадочную полосу в городе, сел в самолет и сбежал. Его последующая судьба остается невыясненной. Известно, что он оставил город, замаскировавшись под сержанта СС. Некоторые говорили, что он попал в руки чешских войск и был убит. Другие источники указывают, что он, как Кох, скрылся.
Утром 6 мая четыре клирика возвратились в штаб Нихоффа и попросили другой аудиенции с командующим цитаделью. Он принял их со словами:
– Вопрос уже решен в вашу пользу. Я только что начал переговоры с русскими.
Красные плакаты на затемненных дымом стенах города скоро сказали населению, что помощи извне ждать нельзя и что переговоры о капитуляции идут полным ходом. Город вздохнул с облегчением. Некоторые войска пробовали отчаянные вылазки; другие выбрасывали оружие и переодевались в гражданскую одежду. Перед рассветом 7 мая русские войска двинулись в город. Артобстрел и бомбежка прекратились. Музыка звучала из русских громкоговорителей.
До конца апреля Богемия, Моравия и Судеты были спокойными, как очарованный остров среди бушевавших вокруг бурь.
В марте 1939 г. чешские области Богемия и Моравия были превращены в протекторат при немецком доминировании. Будущие поколения, возможно, не увидят ничего необычного в разбивании территорий, которые экономически принадлежали друг другу, пока такое разделение не используется как инструмент для подавления одной нации другой. Но германский акт 1939 г. удовлетворял только такой цели – подавлению чешской нации.
Чехи, само собой разумеется, были глубоко потрясены разрушением их национального существования. Огромное большинство немцев в Судетах не приветствовало этого. Многие из них происходили из семей, которые обосновались на чешской территории много поколений назад и достигли уровня жизни, который оставлял желать немногого. Создание протектората не принесло им никакого преимущества и не дало никакой власти.
Но своевольное отношение, хорошо рассчитанное, чтобы создать глубокую вражду, было импортировано многими немцами, которые теперь приехали из рейха как администраторы и контролирующие чиновники. Затем произошли пугающие события в Лидице. Протектор Гейдрих был убит. В свою очередь, Гитлер лично выпустил приказ, который призвал к мстительному массовому убийству. Большинство немцев в протекторате и, конечно, огромное большинство старых поселенцев были глубоко потрясены событиями в Лидице, охотой за подозреваемыми и убийством заложников. Но их шок был недостаточным, чтобы спасти их. Они также должны были нести ответственность за последствия.
В начале мая 1-я и 3-я армии США приблизились к чешской территории с запада. Днем и ночью их военно-воздушные силы появлялись в небе, наносили удары по железным дорогам и нарушали движение на шоссе. Несколько городов, среди них Эгер и Пилсен, были значительно повреждены с воздуха. Но все это было ничем по сравнению с тем, что продолжалось в других местах.
Таким образом, область была сочтена последним заповедником, лежащим на полпути к мирной жизни. Колонны беженцев из Силезии росли, и люди прибывали на каждую железную дорогу. Раненые солдаты прибывали десятками тысяч. Бесчисленные правительственные учреждения двигались в протекторат, и германские военно-воздушные силы доставили большую часть оставшихся ресурсов, в частности немного первых реактивных самолетов, в аэропорты вокруг Праги. Совещания среди политических и промышленных
