Не нравится ему такое имя, а поменять не разрешают родители. Якобы назван в честь дедушки или прадедушки, память и все такое.
Карпов ни с кем не разговаривал, а лишь меланхолично жевал, упершись в одну точку. Честно говоря, старший научный сотрудник производил не самое приятное впечатление. Казалось, он сейчас упадет лицом в тарелку, уснув за этим скучнейшим занятием.
— Он может показаться немного заторможенным и угрюмым, — Феликс как будто прочитал мои мысли, — но это не так. Конечно, человек не самый общительный, оптимизмом не брызжет, но я тебя уверяю, даст фору всем нам, вместе взятым, во многих вопросах. Говорят, жуткий бабник. Так что, если тебя найдут в Конго, подозревать буду в первую очередь его.
Я еле сдержалась от смеха, как представила себе этого вяленного мачо, ухлестывающим за женщинами.
— Последний, что сидит возле Карпова – это Александр Павлович, сын Порываева, специалист по евгенике. Пошел по стопам отца. Хотя, думаю, это было не его решение. Молодой еще. Не скажу, что специалист первоклассный, но вполне достойный. Кстати, Павел Леонидович – хороший друг Сагалова. Он и не скрывает, что попросил включить сына в состав группы, так как считает, что эта экспедиция войдет в историю. А в истории должно быть местечко и ему, и сыну. Ну да ладно…
Отец и сын почему-то сидели по разные стороны стола. Так как старший Порываев время от времени метал грозные взгляды в своего притихшего отпрыска, было понятно — они в ссоре. Видимо, сорвался у сыночка шанс покутить хотя бы месяц-другой, пока папашу сослали в Африку!
Отдельно от всех сидел еще один человек. Он просто смотрел в иллюминатор и потягивал кофе.
— Это наблюдатель из американского континента, Бен Редклифф. Он неплохо знает русский, так что при нем не болтай, — Феликс кивнул в сторону одиночки. — Он пока мало с кем общается, в сторонке держится.
— Ну, Феликс, ты смог четко назвать, кто летит в экспедицию и для чего. Ну, с Ирой все понятно. Ты, как я понимаю, возглавляешь группу. А вот я зачем? Работник новый, непроверенный, хоть и грамотно завербованный…
— Ты себя недооцениваешь, — Феликс протянул руку к папке, лежащей рядом, достал оттуда лист с эмблемой Центра. — Вот, смотри, твоя фамилия. Видишь? А внизу подпись Сагалова. Вот и все объяснение. Поверь, не я утверждал списки.
— Да, конечно…
— Меня спросили, кого бы я хотел взять с собой. Я назвал пятерых. Из них со мной сейчас летишь только ты, Ира и Павел Леонидович. Остальных я едва знаю, — Феликс бережно пригладил список рукой и положил обратно в папку. Любил он бумажки, электронные документы казались ему менее весомыми что ли: всегда можно достать листочек и ткнуть носом в подпись.
— Ну, тогда тем более непонятно, почему я. Если б по твоей протекции, то понятно, а так…
Не успела я договорить, как в салон зашел мужчина. Но, увидев рядом с Феликсом меня, он неуверенно потоптался на входе, кивнул шефу и тут же вышел. Я сразу узнала его. Белобрысый. Тот самый, которого я сначала встретила в лифте, затем в блоке центрального компьютерного управления. Но что он делает здесь? Неужели летит с нами?
Феликс и глазом не моргнул, придвинул к себе тарелку и принялся есть.
— Ты и сейчас будешь говорить, что не знаешь его?
— Кого?
— Вот того, белобрысого, что только что заходил.
— Знаю. Уже знаю, — шеф скривился и отодвинул тарелку. — Фу! Гадость!
— И кто это?
— Он с компьютерного блока. Поможет установить оборудование, наладить там все… Дальше наш техник сам справится.
— Он хотел поговорить с тобой?
— Наверное, хотел, — Феликс притянул к себе другую тарелку и принялся дегустировать новое блюдо. — Но я сейчас занят. Успеем наговориться. Ты кушай, кушай, потом неизвестно когда за стол сядем.
Я взяла яблоко, баночку сока и под пристальным взглядом Аллы Федоровны пошла в свою кабину. Надо было бы проявить уважение и остаться за общим столом, познакомиться поближе с теми, с кем предстояло жить и работать ближайший месяц, а то и два, но желание уложить гудящую голову на подушку было сильнее.
Бессонная ночь и накрученные до предела нервы сделали свое дело – я отключилась почти мгновенно. Проснулась от негромкого монотонного голоса: «Внимание! Посадка через десять минут». В дверь снова постучали. На этот раз это была Ирочка. Она влетела в кабину в оранжевом легком платьице и закружилась:
— Ну, как тебе?
От неожиданности я даже не нашла, что сказать, кроме стандартного «хорошо». Платье и вправду очень ей шло. Просто непривычно было видеть такую красоту после постылых спецкостюмов.
— Там очень жарко. Так что давай переодевайся. Феликс сказал, что форма одежды пока может быть любой. Взяла что-нибудь полегче?
Я пожала плечами. Хоть чемодан и собирался несколько дней с особой тщательностью, но его содержимое вспоминалось смутно.
— Ладно, я побегу. Встретимся через пять минут, — прощебетала Ирочка и выпорхнула из кабины, как яркая экзотическая птичка.
Решив последовать заразительному примеру, я достала чемодан и стала перебирать одежду. Между аккуратно сложенными стопочками я напоролась на какую-то не то книжку, не то блокнот. «От Матфея святое благовествование». Понятно, чьих это рук дело. Мама просила взять это с собой, но воспоминания об Илье и о том этапе жизни мне были ни к чему. Все-таки сделала по-своему, подложила в чемодан.
Переодевшись в шорты и легкую рубашку, я взяла чемодан, сумку и в последний раз взглянула на блага человеческой цивилизации. Если там, где нам предстоит работать, все действительно настолько запущено, то кондиционер, мягкую постель с установкой режимов сна и прочие «прибамбасы» я еще долго не увижу.
Коллег я нашла в общем салоне. Все переоделись, и только Павел Леонидович расхаживал взад- вперед в спецкостюме с эмблемой Центра, и охранники, кажется, не сдвинулись ни на сантиметр. Впервые увидела Феликса в шортах и рубашке с коротким рукавом. Не смогла сдержать улыбку, и шеф зарделся, как девица. Зато госпожа Смольская вырядилась в свое, наверное, самое распрекрасное платье и то снимала, то снова надевала огромную широкополую шляпу. Я даже начала беспокоиться, сможет ли она выйти из самолета с этой громадиной на голове или ее придется выкатывать боком по трапу. Алла Федоровна кокетливо поправляла бретели на платье и тайком поглядывала на Феликса. Ой, скормит меня крокодилам, точно скормит. Особенно после того, как шеф кинулся помогать мне с чемоданом.
Я устроилась в кресле радом с Ирочкой. Как только мы стали снижаться, вдали, рыжей заплаткой на гладкой синеве океана, показался берег. Где ж тут приземляться? Ни аэродрома, ни взлетной полосы, ни хотя бы нормальной дороги. Среди жухлых зарослей проплешинами светились абсолютно голые куски земли. Как после бомбардировки.
Когда мы снизились настолько, что можно было разглядеть тонкие ниточки дорог, самолет сделал круг над побережьем, и я разглядела внизу посадочную полосу. Недалеко от размеченной площадки стояли низкие домики. Значит, там, внизу есть люди. Цивилизованные. Это радовало.
Посадка прошла мягко. Как только трап металлической змейкой спустился к земле и мы вышли из самолета, к нам навстречу припустился чернокожий паренек. В светлой рубашке, весь нараспашку, он подбежал сначала к нам и стал жать руки.
— Здравствуй! Как долетел? Меня зовут Амади. А тебя? – паренек сверкал белозубой улыбкой и, как заведенный, прыгал вокруг нас.
Познакомившись со всеми, он повернулся в сторону домиков, замахал руками. И тут же к нам заторопились еще четверо крепких чернокожих парней. Амади встретил их суровыми выкриками на странном агукающем языке, жестами и чуть ли не пинками объяснил им, что к чему. Они похватали наши чемоданы, сумки и, навьюченные, снова понеслись в сторону домиков.
