— И мы, значит, тоже в числе «единиц»? К кому в нагрузку попали? – спросила Ира.
— Ни к кому. Вы тут по полному праву, как представители нулевого поколения.
— Ты ошибаешься, Феликс. Я прошла через процедуру еще в детстве,
— И я, — покраснела Ира.
— Нет, Аномалия. Можешь спросить у своей мамы.
— Что за бред! Мы все прошли через это, иначе бы просто не имели права жить вот так свободно…
— Я прошел через процедуру, — ответил Феликс. — А вот ты и Илья нет.
— Не верю. Откуда тебе-то знать?
— Нет, дочка, он говорит правду, — сказала мама и виновато опустила голову. — Твой дед был против. Он знал, чем может обернуться вмешательство в природу человека.
— Но у меня есть документы…
— Да? И что они подтверждают? Что у тебя в организме кишат наноботы? Так это правда, — перебил меня Феликс. – Если бы их там не было, любой анализ выявил бы это. Другое дело, что они не активированы. Профессор Лемешев лично позаботился, чтобы ты прошла через процедуру лишь номинально.
— Что?
— И ты, и я прошли через процедуру, но наноботы были активированы только на бумаге, чтобы мы могли жить спокойно. Позже, когда я начал собирать поселение, я активировал наноботы у себя, чтобы иметь возможность подольше следить за всеми вами.
Мне сделалось дурно. Уж чего я не ожидала, так это того, что все это время жила, не зная ничего даже о себе самой, не говоря уж о других. Мне всегда казалось, что у меня в запасе столько времени, что спешить совершенно некуда. А теперь оказывается, что половина жизни уже в прошлом.
Я почувствовала осторожное прикосновение к щеке. Илья присел рядом и, подняв мое лицо за подбородок, ловил мой взгляд.
— Аня, все хорошо, — сказал он и снова провел рукой по моей щеке.
— Что хорошего-то? Мне осталось всего ничего…
— Я составлю тебе компанию, — Илья посмотрел мне в глаза, — если захочешь.
— И что мы теперь должны делать? – спросила я у Феликса. – Для чего-то же ты тут нас всех собрал?
— Вы должны жить. Да, вот так все просто – жить. Столько, сколько сам отведено. А еще вы должны родить детей. Обычных. И не засорять их жизнь вечностью.
— Что значит должны?
— Ну, я не точно выбрал слово. Не «должны», а «если пожелаете». Хотя я думаю, что пожелаете очень скоро, — Феликс улыбнулся и хитро посмотрел на меня, затем на Илью. Я покраснела.
— А рожать можно только тем, кто из нулевого? — поинтересовалась Ира. Она давно хотела ребенка и это ни для кого не было секретом. Но все как-то не везло, счастливый случай обходил ее стороной. А когда наконец Комиссия по евгенике дала ей добро, она в пух и прах разругалась с мужем, подала на развод и, соответственно, лишилась статуса замужней женщины. А дети Нового общества не могли расти безотцовщинами.
— Нет, тут каждый волен делать то, что ему захочется. Ну, кроме, конечно, запрещенных любым обществом деяний… не красть, не убивать и все такое. Право женщины на материнство не должен ограничивать закон. Тут ни у кого нет чипов. Так что, Ирочка, ты можешь стать мамой хоть завтра. Но решение это должно быть обдуманным.
— А ты составишь ей компанию? — как бы между прочим спросила я. Давно видела, что эти двое неравнодушны друг к другу.
Феликс зарделся, как девица. Ира потупила глаза и тихо сказала:
— Если захочет…
— Главное, что дети будут самыми обычными. Это единственный непререкаемый здесь закон. А еще я надеюсь, что не зря взял тебя с собой. Ты и Аномалия не откажетесь помогать мне в местной больнице?
Мы согласно кивнули. Конечно, не откажемся.
ЭПИЛОГ
Уже почти год мы живем в поселении. Все спокойно и хорошо. Жизнь здесь течет иначе – размеренно и неспешно.
Всем нам приходится заново учиться жить. И в прямом, и в переносном смысле. Забыть прошлую жизнь не получится никогда. То и дело вспоминаются старые друзья, дом, работа, даже Глеб уже не кажется таким мерзавцем. Все это осталось там и дороги обратно нет. Да и никто не рвется обратно. Там сейчас война. Странная, не похожая на войны прошлого – современная, сухая, интеллектуальная, с редкими вспышками кровавых выяснений отношений.
Сообщения с «большой земли» долетают до нас обрывками. Андриана пока выходит на связь регулярно, но ее голос все тише и тише, а глаза все грустнее и грустнее. Она говорит, что все катится в тартарары: голод, болезни, возросшее число самоубийств и просто смертей, рождаемость сведена на нет, хоть правительственные ограничения и сняты – кто ж захочет рожать в такое время. Конфликт между Европой и Америкой пока еще сдерживается хилыми подвязками законов и мировых соглашений. Последствия процедуры «LL-211», которые якобы не были прописаны в соглашении, стали лишь удобным поводом. Просто настал час очередного перераздела, переплюйства и перемерки достоинствами.
А мы тут живем, как в каменном веке. Даже деревню нашу, то ли в шутку, то ли всерьез, назвали Каменкой. Пока там, на большой земле, еще дышит цивилизация, мы тут учимся стирать, готовить еду, выращивать овощи и, извините за подробности, пользоваться выгребной ямой. Да, оказывается, это тоже очень важно. Обслуживающих коммунальных структур тут нет, нет канализации, воды из крана и прочих благ. Хорошо, что хоть есть электричество и в наших домах горит свет, работают плиты и крутятся вентиляторы. Наши тепловые батареи не могут обеспечить нас необходимым количеством электричества. Вернее, тем, которое нам было необходимо раньше. Но мы рады и этому. Привыкаем потихоньку и даже иногда кажется, что в прошлых наших жизнях было слишком много лишнего, но не было главного – свободы и настоящей сплоченности. Теперь мы все держимся друг за друга, бережем каждого. Только так у нас есть будущее. А выгребную яму можно пережить…
Мама чувствует себя хорошо. Здесь она нарасхват – знает, что и как делать, всегда поможет советом. Для меня самое главное, что она видит солнце, видит его каждый день и улыбается. Правда, до сих пор боится спускаться в подвал, где мы храним небольшие запасы еды. Тогда оно берет за руку Лилечку, и они вместе идут туда. У каждого в жизни – свой «подвал», свои страшные тайны и тайные страхи. Нам удалось пережить это и жить дальше. Мама не скучает по прошлому.
А я иногда скучаю. Порой снятся какие-то тоскливые сны, где я хожу по прежнему дому и среди опустошения и пыли что-то ищу и плачу. Я, как могу, прогоняю эти мысли — отрицательные эмоции мне сейчас противопоказаны.
Почти сразу после приезда в деревню, Илья переехал жить в дом, который выделили нам с мамой. Я была не против. Мама тем более. За это время мы с Ильей здорово привыкли друг к другу, сроднились. И все равно, даже после условного обряда бракосочетания, которое отмечали всей Каменкой, мы как два подростка, стесняемся называть наше чувство любовью. Непопулярно это слово было в нашей прошлой жизни. Ничего, научимся, привыкнем, как и ко всему хорошему.
Сегодня я освобождаюсь из больницы пораньше. Хоть я скоро стану мамой, работу бросать не собираюсь. Буду помогать Феликсу и Ире, пока смогу. У нас теперь много работы: пузатеньких женщин со счастливыми и загадочными улыбками на личиках становится все больше. Хорошо, что больница не занята больными.
Ира оберегает будущих мам, как наседка цыплят. То и дело слышны из кабинета ее строгие
