— Стоять! — противного вида мужик в черном пальто заломил мне руки за спину. — Не двигаться, сукин сын, ты арестован.
— Я не при чем, пустите, — у меня началась истерика. Если я сейчас пропущу свою очередь, то выездной визы мне не получить до следующего года.
— Он не при чем, — кротко заявил Лева, — мы только что встретились.
— Я тебе сейчас, — худощавый гражданин заломил Леве руки за спину.
И этому дайте хорошенько, — он кивнул в мою сторону.
Ну что же, последние сомнения в моральности своего поступка — решении работать за рубежом, отступили после двух дней, проведенных в КПЗ при отделе по борьбе с наркотиками. Так и не знаю, что случилось тогда с Федюшкиным. Но, улетая из Шереметьево, а в особенности, пересекая государственную границу, я почему-то испытывал пьянящее чувство освобождения. Я теперь тут, а Федюшкин — там. Все кончено. Я — свободен!
Вам никогда не приходило в голову, что все в нашей жизни относительно? Действительно, стоит только отъехать от дома на тринадцать тысяч километров, прожить на чужбине несколько лет, однажды утром выйти на улицу, вдохнуть тихоокеанский воздух, полюбоваться покрытым туманом заливом, пройти пешком по знаменитому мосту «Золотые Ворота», и налететь на странного, оборванного и слегка небритого гражданина, с испугом косящего на вас столь знакомым взглядом…
— Лева? — С надеждой ошибиться спросил я.
— Саша. Ох. Я знал, что мы еще встретимся… — Федюшкин неожиданно заплакал и попытался перелезть через перила.
— Ты чего, — с испугом спросил я. — Упадешь же.
— Ну и пусть. Мама расстроилась. Денег нет, понимаешь, мы когда сюда летели, купили билет в оба конца, так дешевле было. Если его сдать… А его не принимают… Слушай, помоги, — он схватил меня за руку.
— А, да, ну да, я сейчас, как-нибудь в другой раз, — заметался я, пытаясь исчезнуть с пешеходной дорожки. Но куда там. От другой стороны моста меня отделяла несущаяся река автомобилей в шесть рядов, а внизу… Лева, казалось, именно туда и собирался.
— Такое счастье, что я тебя встретил… — Лева начал плакать. — Мы же с самого детства дружили, правда? — Он с надеждой посмотрел на меня. — Нет, это просто судьба, рука провидения. А то я уже совсем отчаялся, понимаешь, жизнь пропала. Все нас обманули. Только ты можешь нас спасти!
— Вы, что, утопаете? — апелляция к классикам была моей последней надеждой.
— Спасение утопающих здесь не при чем, — расстроился Лева, проявив неожиданные для меня познания в области народного фольклора. — Ну что же, ничего не поделаешь. Видимо, ты тоже стал типичным американцем. Тебе все равно, наплевать на нас. Если бы только папа знал…
— Ну зачем ты так, — мне стало стыдно. — Что у вас случилось?
— Мама говорит, что если нам не вернут деньги, она умрет от горя. — Лева насупился. — И Я тоже.
— Ну, так в чем дело? Поезжай в представительство… Какая у вас компания?
— Аэрофлот, — насупившись признался Лева.
— Ты знаешь, где у них контора в Сан-Франциско?
— В центре. — Лева был мрачен. — Попробуй туда доберись. Я один раз только туда доехал, и то у них был выходной. Годовщина какой-то революции.
— Да будет тебе, кто ищет тот всегда найдет, — начал декламировать я и смутился, вспомнив серый осенний день, черно-белый экран телевизора, запах валерианы, Нину Петровну, этажерки с кружевными салфетками и мальчика-Леву, с зажатым в руке самодельным арбалетом, стрела которого была вымочена в яде курары. — Здесь даже троллейбусы ходят… Как в Москве, — исчерпал я последние свои аргументы.
— Так ты поможешь моей маме? — Лева был непреклонен. — Она для тебя в детстве столько всего сделала. До сих пор помню, как она тебя держала за руки, когда ты пытался выпрыгнуть с балкона.
— Лева, — я был полон противоречивых эмоций. С одной стороны, ностальгические воспоминания детства, покойный Левин отец… Боже мой, но эти яды, взрывы, электрические разряды.
— Обещай, что ты не бросишь нас! — Клянись! — задатки пионерского вожака явно не прошли для Левы даром.
— Ну ладно, что же поделать, — Меня начала бить нервная дрожь.
— Спасибо, — Лева немного успокоился. Как хорошо, что я тебя встретил. Бывают же совпадения.
Я словно чувствовал, что провидение настигло меня, но, не в силах вырваться из мучительно затягивающего меня водоворота, и даже ощущая какую-то необъяснимую тревожную радость, вырулил на перекресток судьбы.
Автострада была забита, мы медленно ползли в веренице машин, пока мне не удалось свернуть на маленькую боковую улочку. Организация дорожного движения в Сан-Франциско навсегда останется для меня загадкой. По какой бы улице вы не ехали, она обязательно окажется односторонней, в какую бы сторону с нее вы не свернули, обязательно упретесь в тупик. Выезжая из тупика снова попадете на одностороннюю улицу, и так без конца, как будто попали в безумный лабиринт.
Хуже всего во всей этой истории было то, что ни я, ни тем более Лева, не знали, куда именно мы едем.
— Сюда, сюда, я узнал, здесь на углу был «Мак-Дональдс» — просветленно кричал Лева, и я судорожно сворачивал в очередной переулок. — Нет, куда же ты повернул, надо было налево. — Федюшкин проявлял недовольство.
Часа через два кружения по городу, вся эта история окончательно перестала мне нравиться. Вырулив на очередную улицу, опознанную Федюшкиным, мы застряли основательно и надолго, зажатые между двумя огромными грузовиками, испещренными китайскими иероглифами. От переднего грузовика в воздухе распространялся аромат сгнившей рыбы, смешивающийся с едкими выхлопными газами.
— Я больше не могу, Лева, все! У меня в конце концов своя жизнь, дела, семья! Ты хотя бы адрес представительства знаешь?
— Там слева такой серый дом, с балконами, — вдохновенно пролепетал Лева. И туристические автобусы такие красные стояли.
— Ууу! — Улица расплылась перед моим взором. — Не могу больше, извини! Уезжаем. Ты свой домашний адрес помнишь?
— Я туда всегда пешком ходил, — смутился Лева. Разве их названия упомнишь? Улицу помню. Толи Коннор, толи Кондор. Нет, вспомнил, кажется Киндер.
— Все! — Кровь ударила мне в голову. — Лева, все кончено! Вылезай из машины, пусть это жестоко, но вылезай и ходи пешком. Ты не пропадешь. Человек, который не помнит своего домашнего адреса, не может пропасть. А я уж как-нибудь к вечеру отсюда выберусь.
— Я никуда не пойду, — Левушкин побледнел и вцепился пальцами в обивку сиденья. — Как тебе не стыдно. Мы же знаем друг друга с самого детства, встретились в чужой стране…
— Ну не пойдешь, ладно тебе, я пошутил. — Мне стало стыдно за свое поведение. — Нервы сдали.
— Конечно не пойду, — Федюшкин неожиданно стал агрессивен. — Сам уходи, раз ты так… Не по- человечески, не по-дружески.
— Ну что же, прекрасно… — Я почувствовал, что если не передохну от своего попутчика хотя бы пару минут, в мозгу моем произойдут необратимые изменения. — Прекрасно, тогда пойду я. И, знаешь что, забирай машину, она мне больше не нужна. — Я взмахнул рукой, и, как мне показалось, грациозным движением выпорхнул из золотистого автомобиля, изящно захлопнув дверцу.
На самом деле, в глубине души, я лелеял надежду, что в давно примеченном мной телефоне-автомате найдется телефонный справочник со всеми необходимыми адресами и номерами… Но судьба распорядилась по-иному…
Стоило мне дойти до тротуара… Лучше не смотреть. Не слышать скрежета металла, звона разбитого стекла и истерического, поросячьего визга Федюшкина, которого в искореженной кабине моего почти нового золотистого Фордика подминал под себя зловонный китайский грузовик, почему-то подавший назад…
