девушек, и вокруг грохотала музыка. Музыка эта мгновенно захватила меня, она совпадала с ритмом ударов сердца, резонировала в сознании, и от нее веяло манящей свободой духа. Я, как загипнотизированный, протянул Коле бутылку грузинского вина, и, снимая пальто, кинулся в комнату.
— Ага, я же тебе говорил! — Коля был доволен. — Это как будто бы ты погружаешься в другую жизнь.
Песни заканчивались, после них начинались следующие, одна другой лучше, ударник посылал то звенящие, то глухие удары в колонки, и я уже ничего не видел вокруг, закрывая глаза и взлетая вверх с каждым аккордом.
— Это мой друг, — представил меня Коля. Чего будешь пить? Портвейн сойдет?
— Сойдет, сойдет, — я продолжал вслушиваться в мелодию, пытаясь разобрать английские слова.
Пластинку докрутили до конца и снова поставили на первую песню. Портвейн слегка ударил в голову, пространство размягчилось, свет настольной лампы начал слегка колебаться, освещая сидящих на полу, и я понял, что девушка, сидящая рядом со мной красива. Я поглядывал на нее, она сидела, обхватив ноги, ее светлые волосы были скреплены сзади заколкой. У нее были острые плечи, чувственные губы, слегка согнутые в уголках, она курила, оставляя красные следы на сигаретных фильтрах, и медленно потягивала вино из бокала. Как это обычно бывает, она замечала мой заинтересованный взгляд и изредка ее глаза встречались с моими. В этот момент на губах ее возникала слегка циничная улыбка, адресованная в пустоту и одновременно мне.
Гудели басы, хриплый голос певца разрушал привычные барьеры, то переходя вниз, то срываясь на дисконт, заставляя сердце следовать ритму музыки. Грязный двор, старые кирпичные дома и тускло освещенные троллейбусы, прокладывающие свой путь по улицам заснеженного города, навязшие в зубах программы телевизионных новостей, насыщенные партийными хрониками, уходили в небытие. Здесь, в этой комнате, существовал настоящий мир, мир свободы, лишенный условностей, мир, в котором человек, независимо от окружающей его социальной системы искал свое место в жизни, завоевывая окружающее его пространство, противостоя невзгодам жизни и побеждая природу.
— Хорошо играют, — нарушил молчание Игорь. — Аппаратура у них классная, чувствуешь как гитары звучат?
В этот момент пластинку перевернули и все мы услышали новую песню, настолько захватывающую, что все замолчали, вслушиваясь в извергающуюся из динамиков мелодию. Это был уже не рок, вернее рок, но мелодия напоминала классическую симфонию, тут и там вступали скрипки, сопровождаемые органом, на фоне которого электрическая гитара и барабаны казались совершенно естественным дополнением оркестра. Почему-то от этой песни хотелось плакать, петь, слезы выступали на глазах, то ли из-за небесной красоты и скорби этой мелодии, то-ли из-за выпитого алкоголя.
— Эх, черт, проняло. — Коля сказал это сдавленным голосом и мы все увидели, что музыка подействовала на него так же, как и на нас, и перестали стесняться своих чувств.
— За свободу, друзья! — Коля разлил вино по стаканам. Гостям уже было хорошо, все снова закурили. Сигареты остались только у меня и, протягивая пачку Яне, я снова встретился с ней глазами. Она откликалась на мой взгляд, какое-то шестое чувство говорило мне это, заставляя замирать и обрываться что-то внутри.
Мне казалось, что эта компания, собравшаяся в прокуренной комнате, близка мне, что эти девочки чувствуют то же, что и я, что все мы прорвались в какой-то другой мир, манящий открытыми горизонтами и отличающийся от серой слякоти, ожидающей нас на улицах.
Вторая сторона пластинки закончилась, и Коля поставил предыдущий альбом той же группы. Пластинка была заезжена, но сквозь хрипы и шуршание иглы прорывалась музыка, заставляющая душу взлетать к небесам.
— А ты с Колей вместе учишься? — Компания разбилась на маленькие группки, что-то оживленно обсуждающие, и я с радостным изумлением заметил, что мы с Яной стоим на кухне, стряхивая пепел в слегка проржавевшую раковину и прислушиваясь к аккордам, доносящимся из комнаты.
— Да, а ты его давно знаешь?
— В школе вместе учились. Я заслуженный комсорг нашего класса…
— Так ты здесь недалеко живешь?
— Да, живу я рядом, а поступила в Университет, на химфак.
— Нравится?
— Ничего… А тебе?
— Как тебе сказать, так… Вроде бы ничего. Я тоже в Университет поступить хотел, но меня туда не взяли.
— Не расстраивайся, немного потерял. И вообще, все это чепуха
— Музыка красивая, — я снова застыл, прислушиваясь к раздающейся из комнаты мелодии.
— А ты играешь на чем-нибудь?
— На фоно, немного занимался в школе.
— А я на скрипке училась.
— Я никогда на скрипке играть не пробовал.
— Сложный инструмент, но когда научишься, это здорово.
— Никогда до сих пор не видел девушку, умеющую играть на скрипке, — я чувствовал, что меня влечет к ней, и что я начинаю заигрывать.
— Ну и как, нравится? — Яна скептически улыбнувшись посмотрела на меня, и в груди что-то екнуло.
— Ничего, вполне симпатичная, — сердце начало стучать. Я ожидал ответной реакции, чувствуя, что от следующих слов будет зависеть все остальное.
— Нет чтобы сказать, что замечательная, — она засмеялась.
— А ты замечательная, только вот комсомольский лидер, — я положил ей руку на плечо. — Не знаю, как с этим примириться.
— Не издевайся, — она попыталась увернуться, но глаза ее снова встретились с моими и ее губы приоткрылись. Этого уже выдержать было нельзя и мы поцеловались.
— Эй, эй! — Коля некстати появился на кухне с пустыми стаканами, — Ну что за народ такой пошел! Яночка, нельзя же так, ей богу!
— И это ты мне говоришь? — Она подмигнула мне. — А помнишь как ты на выпускном вечере Ирку соблазнял?
— Грехи молодости, что поделаешь. — Коля посмотрел на меня. — А ты зачем уводишь моих лучших подруг?
— Иди к гостям, чего пристал, — засмеялся я.
— Ну ладно, ладно, — он с ухмылкой взглянул на нас, поставил стаканы в раковину и исчез в комнате.
— Ты мне определенно нравишься, — я снова попытался поцеловать ее.
— Вот так вот, на кухне… — Она усмехнулась.
— А что ты думаешь, кухня в жизни человека занимает почетное место. На ней он принимает еду, да и потом, по русской традиции ругает правительство, целуется, занимается любовью… — Последние слова выскочили из меня как-то невзначай, и я сам испугался сказанного.
— Ну, это уже слишком, — Яна замкнулась и сбросила мою руку с плеча. — Пойдем лучше в комнату.
— Прости, — я чувствовал себя идиотом. — Прости пожалуйста.
— Ты что обо мне думаешь? — голос ее стал жестким.
— Извини, вырвалось как-то по-дурацки. Слушай, ты мне правда ужасно нравишься… Давай потанцуем. — Я обнял ее за талию, щелкнув выключателем.
Стало темно. Из комнаты доносились голоса, музыка была медленной, ее волосы пахли свежестью, я чувствовал мягкие движения ее талии, прижимая ее к себе, и целуя, каждый раз удивленно отмечая про себя, что влюблен. За окном светились желтоватым светом окна, фонарь отбрасывал тень на сугробы.
— Перестань, — смеясь говорила она, отталкивая меня, и мы прислушивались к друг другу, к музыке,
