— А какое это имеет отношение к нашему разговору?
— Я могу поддерживать с ней отношения лишь в том случае, если у меня появится другая женщина. Скоро мне стукнет сорок, пора жениться и заводить семью.
— Роман Де Сильва? Художник? — изумилась Арчер. — Почему же вы не сказали об этом раньше? Сразу?
— Всему, как говорится, свое время.
— Разве вы не понимаете, насколько я была удивлена тем, что вы буквально не даете мне прохода и все время преследуете меня?
От злости она еще больше похорошела, и Де Сильва, не выдержав, поцеловал ее в губы. От нее пахло пивом, ментоловыми сигаретами, корицей и чем-то неповторимым, очевидно, присущим только ей одной. Он был так заинтригован этим ароматом, что не сразу почувствовал, как она изо всех сил отталкивает его.
Яростно сверкая на него глазами, она перевела дух.
— Я слышала, вас называют в мире искусства «скверным мальчишкой». Вы действительно оправдываете свою репутацию.
— Рад, что мне не пришлось вас разочаровать.
— Увидев вас утром в музее, я решила, что вы либо охранник, либо служитель, причем очень наглый. Что вы там делали?
— Надеялся, что вы придете и явите мне свой лик. Я даже хотел догнать вас, но вы ухитрились исчезнуть в неизвестном направлении. Итак, на ваши вопросы я ответил. Но игра должна быть честной. А что вы делаете в Санта-Фе? Как мне сказали в музее, вас ждали дней через десять.
— У меня изменились планы. — Ее серые глаза вдруг погрустнели. — Нужно было остаться дома и работать, а я отправилась сюда развлекаться.
«Очень серьезна», — подумал Де Сильва, и ему захотелось еще раз увидеть ее улыбку.
— Вы, вероятно, также слышали, что я — первостатейный лентяй. И если вы решили развлекаться, то лучшего компаньона вам не найти. Давайте веселиться вдвоем.
В это время появилась официантка с целым блюдом кукурузных блинчиков. Роман заказал себе то же самое и, подавая Арчер пример, набросился на еду. К его радости, она молча воздавала должное замечательному блюду, и он рассматривал ее с тем вниманием, которого она, несомненно, заслуживала.
Он был очарован ею с самого утра и сразу подумал, что она необыкновенно красива: стройная фигура, пепельные волосы, безупречная кожа. Таких женщин надо или рисовать, или любить. Сначала он не понял, кто она такая, но потом его озарило. Это могла быть только Арчер Гаррисон.
А в ее работы он влюбился еще раньше, когда увидел фотографии ее скульптур в журнале «Саутвест Арт», ощутил с ними физическое родство и дал себе слово обязательно познакомиться с их автором. Организовать выставку оказалось весьма несложно. Но он никак не ожидал, что Арчер Гаррисон окажется такой красавицей.
Глядя, как она ест, Де Сильва чувствовал, что его все сильнее влечет к ней, сердце у него колотилось, ладони взмокли. Он тряхнул головой, чтобы избавиться от угнездившихся там дурацких мыслей.
— Вам плохо? — поинтересовалась Алан.
— Все замечательно, — успокоил ее Роман.
Он ел любимое блюдо и даже не ощущал вкуса еды. Что это с ним? Такого он уже и не помнил.
Нет, помнил. Десять лет назад умерла его жена, и все, что Роман знал о любви и радости, умерло вместе с ней. Вместе с женой он похоронил и ту часть себя, которая верила в счастье. Но сейчас, глядя на Арчер Гаррисон, он чувствовал себя помолодевшим и полным надежд. Так чувствует себя мальчик, просыпаясь утром в день своего рождения.
Утреннее появление Арчер в кафе было сродни удару грома, от которого у Де Сильвы закружилась голова и забилось сердце. Он пытался избавиться от наваждения, уговаривая себя, что романтические бредни не к лицу сорокашестилетнему мужчине. Он не верил в любовь с первого взгляда, хуже того, он не должен в нее верить, не имеет права…
Глава 10
Пыльные духи ветра резвятся на окраине Перидота, где стоит дом Натзелы. Невидимые божества перебрасывают друг другу сухие комья перекати-поля, срывают клочья дыма с печной трубы.
К приезду Алана вся семья уже была в сборе. На дороге, ведущей к дому, стояли грузовички и легковые машины. Приятно, что они сравнительно новые и ухоженные, а не тот рыдван, на котором семья ездила двадцать лет назад.
Когда Алан, нагруженный пакетами с провизией, вошел в гостиную, на него никто не обратил внимания: все мужчины их семейства смотрели и шумно комментировали футбольный матч, который показывали по телевизору. Первым его заметил младший брат — двадцатитрехлетний Хейзос.
— У тебя руки не оторвутся?
— Они пришиты крепче, чем у тебя, — ответил Алан, вызвав общий смех.
Как же красивы эти люди! Худощавые, мускулистые, с обветренными, словно высеченными из камня лицами, черноволосые, с яркими выразительными глазами. Все надели свои лучшие джинсы и фланелевые рубашки, на ногах — ковбойские сапоги. Алан, ненавидевший сорочки, костюмы и галстуки, мгновенно почувствовал себя дома, среди своих.
— Мама велела сказать, чтобы ты, как только приедешь, сразу шел к ней. — Хейзос потащил брата за собой на кухню. — Счастливчик, она приготовила для тебя сюрприз.
В печи жарилась тридцатифунтовая индейка, а на плите стоял огромный котел, в котором тушилось посоле — жаркое с мамалыгой. Нужна немалая мужская сила, чтобы притащить и поставить на стол эту громадину. Сестры Алана не поскупились на кукурузные лепешки и свежий хлеб. Все кухонные столы ломились от блюд с жареными курами, картофельным салатом и нашинкованной капустой. На подносах аппетитно белели смазанные кремом пироги.
Члены семьи привезли все что могли. Такова уж добрая традиция апачей — сильные помогают слабым, богатые бедным, молодые старым. К этому изобилию прибавились конфеты, яблоки, груши, виноград и персики, которые были в пакетах Алана. А еще он привез подарки для детей и пару бутылок виски для мужчин.
В доме собралось сорок человек. Здесь, в окружении родных и близких, Алан с гордостью думал, что выполнил свой долг перед ними. Они, как и он сам, родились в убогой лачуге, им не хватало ни еды, ни одежды. Теперь это благополучные, образованные мужчины и женщины, которыми может гордиться их племя и их страна. А то, что своим успехом они обязаны его богатству, даже не пришло Алану в голову.
— Ты опаздываешь, — сердито сказала Натзела.
— Ну, мама, — заступилась за него сестра Анна. — От Скоттсдейла путь неблизкий, а мы живем по соседству.
Натзела подождала, пока все женщины, хлопотавшие на кухне, перецелуют Алана, и заговорила снова:
— Хорошо, что ты вернулся, сынок. Это твоя семья, и ты должен быть здесь, с нами. Помнишь, я обещала тебе сюрприз?
Жестом приказав ему идти за ней, она направилась к выходу.
За их спиной раздались шушуканье и смех, но Натзела обернулась и взглядом заставила всех умолкнуть.
На дворе Алана сразу окружила куча ребятишек всех возрастов. Он прижимал младенцев, по-мужски
